– Понимаю ваши справедливые опасения, – миролюбиво ответил Дядин. – Мне ваш «промысел» как бы и не нужен. Я ведь много не прошу. Литров двести солярки, и я буду счастлив. Обещаю, что о вашей лавочке я тут же забуду и никогда не вспомню.
– Э-э-э… – наглея от собственной безнаказанности, распалялся толстяк в шапке-ушанке и снова тыкал Дядина в грудь грязным пальцем и учил жизни: – Российская власть когда была?!
– Давно, – спокойно согласился Дядин. – Нет ее, это правда. Здесь я с вами согласен на все сто процентов. Извели Россию.
– Вот видишь! – обрадовался толстяк в шапке-ушанке. – Значит, правда на нашей стороне!
– Какая правда?! – самоуверенно перебил его Дядин. – Не надо хамить!
Костя подумал, что таким и надо быть в жизни, твердым и несгибаемым в своих убеждениях, как кремень.
– Хотите списать на «время-марь»? – осведомился Дядин и посмотрел на них тяжелым взглядом. – Не получится! Этот ваш, как вы говорите, «промысел» нелегальный, вы присвоили государственное имущество. Учтите, что стоит новой власти разнюхать о нем, как его конфискуют на законных основаниях, а вам еще и достанется по полной программе. Деревню вашу сожгут, а вас отправят на урановые рудники рак зарабатывать. Кайманы шутить не будут. А если еще и повстанцы узнают, как вы относитесь к России, то я за вашу жизнь гроша ломаного не дам. Так что нам лучше договориться.
– Чудной ты, однако, – не совсем уверенно засмеялся донельзя знакомый Косте мужичок и чуть повернулся.
Костя увидел его лицо, и его словно шваркнуло обухом по голове: малый-то был точь-в-точь из его сна – худой, верткий, в черной куртке и мягких сапогах без каблуков. Такие сапоги шьют только таежные охотники. Легко в таких сапогах ходить, а главное – бесшумно. Костя понял, что упускать его ни в коем случае нельзя, что мужик бывалый и в тайге с ним не сладить. А если у него еще есть и нож… В общем, думать об этом даже не хотелось.
А худой и верткий продолжал:
– Мы тебя сейчас убьем и в болото бросим. И никто тебя не найдет. Знаешь, сколько здесь таких лежит? – Он снова оскалился, как крыса, показав щербатые, гнилые зубы.
– Знаю, – терпеливо согласился Дядин и подал знак Косте, что видит его. – Только и вы меня поймите, у меня дело государственной важности, я на это хранилище очень даже рассчитывал. А если вы мне топлива не дадите, то история страны изменится коренным образом.
– Чего-о-о?.. – как блатной, заговорил толстяк в шапке-ушанке и даже приложил ладонь к уху. – Чего?! Не понял! Какая история? Какой страны?
Худой и верткий оказался умнее.
– Может, действительно, дать ему этой солярки? – предложил он. – И пусть катится на все четыре стороны. ГСМа и так навалом.
– А завтра придут еще трое и попросят бензина. И тем дашь? – с презрением осведомился толстяк в шапке-ушанке.
– Не дам, – согласился с его доводом худой и верткий.
– Мужички, вы все-таки подумайте, я же не для себя стараюсь, для страны, для вашего же блага. Через пару лет жизнь может измениться коренным образом.
– Чего ты нам втюхиваешь?! – обозлился толстяк в шапке-ушанке. – Чего?! Мы тебя знать не знаем. Нам на тебя положить с прицепом! Иди своей дорогой, а будешь здесь крутиться, зашибем ненароком, ты уж извини.
– Может, все-таки договоримся? – спросил Дядин, и Костя понял, что переговоры зашли в тупик.
Он приподнялся и одним бесшумным броском преодолел расстояние до ближайшей сосны, подумав, что сейчас Дядина в самом деле убивать будут. Единственное, что его беспокоил, – еще двое в бункере. Но он тотчас забыл о них, потому что пришло время действовать.
Толстяк в шапке-ушанке, как гора, навалился на Дядина. Костя прыгнул, сунув руку в карман, и с ужасом сообразил, что пистолет за что-то зацепился и вытащить его в мгновение ока нет никакой возможности.