Возмездие теленгера

Чебот взялся за дело в абсолютной отрешенности, перемазался краской от ушей до сапог и даже испачкал свою новую «камуфляжку», от чего, к большому удивлению Кости и Телепня, совершенно не огорчился. Мысли его были заняты исключительно журналом, и от этого он работал небрежно. Косте тоже пришлось взять кисть и основательно закрашивать ржавчину.

– Теперь вроде ничего, – оценивающе разглядывал Дядин «росомаху», обходя ее со всех сторон, – правда, с одним глазом, но, как говорится, шрам на роже, шрам на роже для машин всего дороже.

– Может, хватит работать? – заметил Чебот, пуская слюни на журнал, который у него был спрятан за пазухой. Видно было, что ему не терпится изучить его досконально, во всех подробностях, от корки до корки, но при Дядине делать это он стесняется.

– Эх, ребята, – не замечая ничего вокруг, предался воспоминаниям Дядин, – не жили вы в те времена, когда автомобиль был не средством передвижения, а идолом жизни! Не жили! Это сейчас такого барахла на каждом углу, а в наше время машины были в большом почете и стоили баснословных денег. Богатые покупали себе самые крутые машины, бедные завистливо вздыхали, а женщины слетались на красивые авто, как бабочки на цветы. Жизнь была…

Дядин замолчал на полуслове. Его стальные глаза сделались водянистыми и мечтательными. Телепень презрительно потыкал Костю в бок: мол, смотри-смотри, Захар Савельевич расчувствовался, как бы чего не вышло!

– Расскажите, как тогда было? – попросил Костя, отмывая руки ацетоном.

– Хорошо было… – сказал Дядин, все еще пребывая в своем прошлом. – Народу было много… Целые города… – И, увидев недоверчивый взгляд Кости, добавил со знанием дела: – Таких деревень, как ваша, десять тысяч можно было разместить. – Голос его окреп и стал прежним, таким, каким его впервые услышал Костя – уверенным и непреклонным.

– Ну да!.. – не поверил Чебот, отворачиваясь и, как девку, щупая свой журнал.

Ему было все равно, что там рассказывает Захар Савельевич, главное – добраться до журнала и утолить свою страсть.

– В Москве сколько народу жило? – требовательно спросил Дядин, словно они должны были знать, что было до их рождения, а не оправдывать этим свою безграмотность.

Несправедливо это, подумал Костя. В школу мы не ходили, ничего не знаем, нас без зазрения совести можно тыкать в любую кучу, и будешь прав.

– Сколько? – кривляясь, решил уточнить Телепень.

– Почитай, десять-двенадцать миллионов. А сейчас нас на всю Россию если миллионов сорок наберется, то, значит, хорошо. Никто же не считал, сколько нас осталось после войны.

– Святые угодники, – вздохнул Чебот, думая только о своем скабрезном журнале.

– Да-а-а… – присвистнул Телепень и посмотрел, все еще кривляясь, на Костю, как на авторитета в подобных вопросах: – А сорок миллионов – это много?

Костя понял, что Телепню все равно, сорок или сто сорок миллионов, так уж он был устроен этот Телепень – сын рыбака, ничего его не волновало, кроме еды и журнала «Плейбой» за пазухой у Чебота.

– Если расселить на всей территории страны, – авторитетно сказал Дядин, вытирая ветошью руки, – то получится по одному человеку на сто квадратных километров. Говорят, что север заселен плотнее всего, а в центре никого нет, не говоря уже о югах. Юга-то у нас пострадали больше всех. Вот такие пирожки с котятами, – добавил он. – Поэтому мы и должны найти эту самую «мертвую руку-два» и всыпать кому надо по полной программе. А потом будет видно.

И так он был в этом уверен, так стремился к заветной цели, что Костя невольно поежился. Была в Дядине какая-то надломленность, которую Костя никак не мог понять. Не разобрался он еще в Захаре Савельевиче, который, как и любой взрослый, казался Косте авторитетом во всех начинаниях. Как бы все это красиво ни звучало, подумал он, а забрались мы в такие дебри, из которых в деревню Теленгеш вернуться невозможно. Месяц надо идти и то не дойдешь, вот мы сколько отмахали. Он вспомнил Верку Пантюхину. Хорошо было с ней, как с самым родным человеком. Сердце у него сжалось от тоски и мрачных предчувствий.

– А когда мы поедем? – спросил он, наивно полагая, что чем быстрее развяжется с этой системой «мертвая рука-два», тем быстрее вернется к Верке.

– А вот сейчас и двинем, – ответил Дядин, бросая ветошь на верстак.

– Отлично! – Костя демонстративно забрался в кабину.

Но наступил вечер, а за ним светлая майская ночь, а они остались в Токсово, с тем чтобы на рассвете тронуться в путь. Поужинали тем, что нашли в ближайшем магазине, – консервами и крепким чаем. Спать улеглись на втором этаже мастерской.

* * *

Встали рано. Чебот, который всю ночь разглядывал журнал, ходил вареный, как рак, тыкался по углам, как слепой кутенок, и ничего не соображал. Телепень тихонько хихикал над ним:

– Жила… Жила…

Чебот так никому и не дал даже краем глаза взглянуть на свое сокровище и наслаждался им в гордом одиночестве.