— Да, именно так. Шакал. — Кобра поднялся, подошёл к топору и легко снял его правой рукой, выставив чуть с боку от себя. — Как ты понимаешь, это подарок… И тоже со смыслом. Он желал мне научиться шакалить позиции у врагов также, как он… Только он имел в виде не боевые позиции врагов, а политические. Сам-то он в политику и не думал лезть.
Тарантул ещё раз отхлебнул чая. Ему было понятно, что Кобра и так рассказал ему более, чем достаточно. И про хиви, и про отношения Кобры со всеми остальными. Тут было ясно одно, одного из его друзей недавно обвинённого в предательстве казнили у маки. Учитывая последний обстрел из миномётов и «переобувание» группы Браво, становилось очевидно, что на Кобру кто-то очень активно копает из своих, причём копает основательно. И, что ещё опаснее, копает с молчаливого одобрения высшего руководства хиви. Последняя мысль Тихомирову показалась наиболее вероятной в виду того, что Кобра явно представлял из себя очень опасного политического противника и в недалёком будущем вполне мог бы и сам претендовать на много бОльшие роли, чем сейчас… А расклад шахтёров тут какой? Если на месте Кобры будет кто-то другое, то лучше-хуже будет от этого? Проверять не хотелось, тем более, что сам Кобра уже показывал себя с хорошей стороны, как долгосрочный союзник. Но всё же, надо бы обдумать и тот вариант, если всё же Кобру кто-то уберёт…
Раздался сигнал рации:
— Фокстрот вызывает Квебек.
Кобра положил топор обратно и быстро взял рацию:
— Квебек на связи.
— На маршруте 209.
— Два-пять.
Он положил рацию на стол и спустя пару секунд дверь в кабинет открылась и вошёл запыхавшийся боец из ГБР подразделений Тихомирова:
— Разрешите передать конверт с донесением Тарантулу, товарищ бригадный генерал.
Кобра посмотрел на Тихомирова и потом обратно на бойца:
— Разумеется. Передавай.
Тихомирова вскрыл переданный конверт, внутри которого лежал тоненький листок бумаги с единственной надписью: «Вчера в 22–10 было покушение на префекта».
Эти слова молнией пронеслись в сознании Тихомирова. Он же только-только создал полностью укомплектовал подразделение СМЕРШ, раздал все инструкции, проверил их исполнение, перепроверил сами объекты охраны, предупредил о мерах самого Гору. Ошибки быть не могло. Если такое случилось, то либо предатель есть внутри СМЕРШа, либо Гора сам нарушил правило быть в безопасности.
Кобра выжидающе смотрел на Тарантула. И спустя минуту тот произнёс:
— Вчера было покушение на префекта.
— Он жив?
— Да. Разумеется. Иначе бы мне доложили о его гибели. Мне нужно срочно возвращаться.
Выходя, Тихомиров подумал, что по-другому написано быть и не могло. Ведь он сам отдал такой приказ — ни при каких обстоятельствах, фактических или вымышленных не давать информацию о смерти префекта. Чтобы ни случилось. Какие бы ни были раны или прочие последствия возможного нападения на него — префект должен быть жив для всех в любом случае. И сам префект утвердил это. Для всех он должен быть жив.
Кошкина — Живенко
Мужики вроде не все одинаковые. Или все. Или нет. Или кто-то притворяется, а кто-то нет. Или все притворяются. Или никто не притворяется, а просто не мужик на самом деле. Или что?
Наташа уже не знала, что думать последние несколько недель. Ей всё продолжался сниться тот же сон, где Рафаил стоял посередине луга и говорил ей о том, что только вместе с Марией она сможет понять Чёрный Камень, и как ему можно противостоять. Но Миша, вначале насколько-то ей поверивший, даже согласившийся, хоть и по своим причинам, найти её, всё время стал откладывать решительные действия.
Эти отвратительные слова, совершенно не совместимые с чем-то мужским «посмотрим», «подумаем», «не до этого». Как может быть «не до этого», когда ты уже сказал, что это сделаешь? Что за своевольное отношение к своим же собственным словам?
Наташа понимала, что, конечно, для Миши был тяжёлый удар, что куда-то пропал майор Болотников, теперь никто не может его найти, и ещё и поползли слухи, что он сдался чумам и будто бы уже слил всю информацию о группировке, которую знал. Этому даже были подтверждения в том, что со стороны Лисичанска заметили какое-то движение, которое с каждым днём только усиливалось. Но у нас у всех были и есть тяжёлые удары, которые мы получили в этой войне. Если так падать духом и уходить от реальности после каждого, то войну не выиграть, её даже проиграть достойно не получится.
Она это понимала. И ей было очень странно, что такие простые вещи не понимает он. Вообще в последнее время казался каким-то твердолобым. Твердил всё что-то своё. Про неизбежность. Про то, что упустили свой шанс. Про какой-то крупнокалиберный пулемёт всё время. Как будто эти разговоры вообще хоть что-то могут исправить… Но самое главное было даже не это, а то, что они практически перестал спать друг с другом. Это было уже что-то за гранью…