Возьми меня, моя любовь

Боб входит в салон с роскошным букетом. С ним Бертоли и Мари Джейн, англичанка. Я обнимаю его и приглашаю угощаться выпивкой. Что за праздник, если никто не напьется? Предупреждаю Бертоли, что этим вечером не хочу слышать брюзжания, и пихаю его локтем, одобряя Мари Джейн.

— У нее один недостаток, — сознается тот, — слишком хорошо говорит на итальянском.

Коллеги Бруны похожи на клонов: повседневная служебная форма, абсолютно незапоминающиеся лица. Джанни Рамацца, настройщик Мартины, наоборот, настолько эксцентричен, что мне даже нравится. Занявший диван из черной кожи, «настройщик», в охряной рубашке с волевым взглядом, водопадом бесконечных золотых цепочек на шее, больше похож на мафиози, чем на медиума.

— Дерьмо, — ворчит Вероника, подходя, — самые новые диски у твоей психованной подруги — «ПФМ»?

Смеюсь и дергаю ее за хвост:

— Ты уже хочешь уйти?

— Нет, — говорит соседка, тыча пальцем в девушку в мундире полицейского, которая развалилась в кресле. — Барбаре здесь нравится.

Водка-оранж размыла мою проверенную четкость суждений. Я подхожу к группке коллег Бруны и спрашиваю их, до каких лет та дожила.

— Столько не живут, — отвечает Бруна.

А они хором:

— Давай, ну же, скажи!

— Тридцать шесть.

— Это неправда, ей не тридцать шесть, — вступаю я.

Бруна таращит глаза:

— В каком смысле неправда?

— Правильнее сказать, что тебе не больше тридцати пяти.

— То есть как это?

— Ты их уже пережила, нет? Я от тебя отстала, сдохла и меня похоронили. Выбросили. Использовали.

— Габри, — упрекает Мартина, — ты всегда так негативна…

Несмотря на то, что это непрофессионально, Марти поддалась уговорам и пригласила Анну Конти на праздник. Я вижу, как та внезапно возникает в дверном проеме, стесняется и робеет в безликом коричневом женском костюме.

— А ты в форме, — говорю я, подходя к ней.

— Это мой первый выход после… инцидента. Как бы там ни было, — Конти хлопает рукой по блестящей кожаной сумочке, — я принесла стихи.

— Не забудь дать их мне.

— Знаешь, я снова виделась с дочерью.

Я улыбаюсь:

— Прекрасно.

Анна слабо кивает головой:

— Да, хорошо.

— А твой муж?

Слышу щелчок зажигалки и теряюсь, глядя на огонь.

— Он не хочет меня видеть.

Приступ кашля за моей спиной.

— Я прочитала старый роман и жду новый…

Оборачиваюсь. Рита Кэтти Фрегга — не тот человек, у которого спрашивают, пришлись ли «Минорные аккорды» по вкусу. Беру «Мальборо Лайт», что мне протягивают, и слегка касаюсь руки, на которой еще не сгладились старые рубцы.

— Как поживаешь?

Рита оглядывается вокруг в поисках столика с алкоголем:

— Эх, милая, я пришла, чтобы развлечься…

Позади нее осторожно выглядывает самобытная Саманта в брючном костюме стального цвета; с неожиданным пылом бросается мне на шею и благодарит за приглашение. Представляю ее остальным и сопровождаю всех троих в центр зала, к спиртным напиткам. Саманта, высмотрев полицейского, спрашивает:

— Меня позвали оживить вечер стриптизом?

Я откликаюсь на шутку:

— Знаешь, Дженни стоит дороговато.

В этот момент приходят Ливия и Эвелина, мои юные поклонницы, и дарят Бруне цветы. Мары с ними нет, и я делаю вывод, что учительница решилась рискнуть и улететь в Форментеру. Они подходят ко мне, целуются. Эвелина рассказывает, что снова встречается с Лукой, и даже идут разговоры о том, чтобы жить вместе. Я спрашиваю, что заставило его капитулировать. А Ливия отвечает за подругу:

— Немного тумана, и он сдался.

Я оставляю их и выхожу из зала, чтобы попасть в ванную комнату. Усевшись на унитаз, мысленно подвожу итоги. Мишью звала меня вчера вечером, она поет в заведении неподалеку от Павии. Мы увидимся в ноябре, когда певица вернется, чтобы вновь дать пару выступлений в «Эмпатии».

Жаль, нет Джулии, надеюсь, в Канаде ей нравится.

Благодаря дню рождения Бруны и любезности Мартины я успешно собираю женскую коллекцию воедино и теперь фантазирую, пока те беседуют, курят, поднимают бокалы. Через час или чуть меньше они узнают все друг о друге, потому что женщины так устроены. Обменяются номерами телефонов, будут назначать встречи за чаем в «Комнате», разговаривать о мужчинах. Может быть, они никогда не станут героинями романа, моего или чьего-то другого, но они прекрасны здесь и сейчас.

Единственная, кто пока не отозвался на приглашение, это Суси. Надеюсь, что она придет. Я уже три дня повторяю Бобу, что эта женщина как раз для него и что он должен заставить Суси поменять непоколебимое мнение о мужчинах…

Выхожу из ванной и направляюсь к имениннице.

— Все хорошо?

Она морщится:

— Ни одного интересного мужчины.

— Бруна, — говорю я, — возможно, мы должны быть чуть менее привередливы.

— Ну, в нашем возрасте…

— Не говори обычную гадость, что интересные женщины не редкость, а мужчин нет.

— Эту гадость всегда говоришь ты… Кстати, об интересных женщинах, только что звонила твоя мама, хотела поздравить.

— Сожалею. Ты сильно пострадала?

— Нет. У Бука кашель. Она сказала, что в нашем возрасте мы должны быть менее привередливы.