Возьми меня с собой

Теперь в ее жизни все будет таким серым, лишенным красок, давящим, унылым, полным тоски и ужаса. Она предательница, пусть поневоле, но предательница, подло подставившая самого чудесного человека во всем отделении, причинившего такую боль той, кого считала самой близкой подругой.

Оправдания нет. Как нет спасения от этого необъяснимого, холодного ужаса, выползшего откуда-то из глубины подсознания, неумолимо надвигающегося, парализующего тело, блокирующего мозг. Господи, отчего ей так страшно?..

Вагон качнуло, и поезд мягко тронулся. Настин преследователь оживился, нагнулся в проход и слегка коснулся здоровенными, узловатыми пальцами ее коленок:

— Слышь, далеко едешь?

— Отстань, сказала! — Настя резким движением отодвинулась вбок, почти вплотную прижавшись к сидящему по соседству парню.

Тот сразу перестал отвечать собеседнице, напрягся и покосился на Настю.

— Он ко мне пристает! — громко пожаловалась она, кивнув на детину.

— Подумаешь, цаца! — моментально встряла девчонка. — Нечего юбки до пупа таскать, тогда и приставать не будут! — Она по-хозяйски вцепилась в локоть привставшего было спутника: — Сиди, Сереж, из-за всяких тут еще ввязываться!

Мужик с интересом наблюдал за разворачивающейся семейной сценой. Парень был на голову ниже его, раза в два тоньше и явно не внушал ему опасения.

— Вы бы пересели, ребята, — миролюбиво попросил он, — а то мне с цыпкой обняться охота, а она ко мне не идет! — Он пьяно заржал над своим остроумием и вновь потянулся к Насте огромными лапищами.

Девица что-то быстро зашептала на ухо парню, слышно было только: «Я тебя прошу… как в прошлый раз…» Тот, не дослушав, резко отстранился, лицо его посуровело.

— А ну кончай, — он вдруг сгреб детину за грудки, — кому сказал, засохни и не тявкай!

Битюг изумленно выкатил налитые кровью глаза.

— Ты это кому? Мне?

— Тебе, тебе, — подтвердил парень. Настя увидела, как на его руках, державших ворот мужика, вздулись крупные, синие вены.

— Сережа! — совсем жалобно пискнула девица, но сделать ничего не посмела.

Бабка напротив прекратила вязать, испуганно вжала голову в плечи и размашисто перекрестилась:

— Господи помилуй!

— Да ты… да я тебя… — Голос мужика из сипа перешел в рев. Он вскочил, сунулся к парню, подняв пудовые кулаки, и тут же рухнул как подкошенный, тонко, жалобно скуля.

— Я тебе говорил, сука! — Настин сосед, не выпуская запястья детины, продолжал гнуть его ниже и ниже к заплеванному, пыльному полу вагона. Лицо его было совершенно неподвижным, каменным, и только левый глаз подергивался, точно парень беспрестанно подмигивал кому-то.

В проход между скамейками высунулись испуганные и любопытные лица пассажиров. Дремавший на лавке сбоку плотный, лысоватый мужчина открыл глаза, оценил обстановку и спокойно поинтересовался:

— Помощь нужна?

— Спасибо, не требуется. — Парень последний раз тряхнул битюга и выпустил, слегка оттолкнув от себя. Громила сел на пол, несильно стукнувшись головой о скамейку, и затих.

Настя так и сидела, вжавшись в спинку скамейки и словно оцепенев.

— Порядок, — негромко проговорил парень, обернувшись к ней. Глаз его так и продолжал дергаться, и он несколько раз беспомощно дотронулся до него рукой, точно пытаясь прикрыть это зловещее мигание.

— Даже не знаю, как вас благодарить, — пролепетала Настя, косясь на скрючившегося под ее ногами мужика.

— Очень нужна твоя благодарность! — вдруг тихо, но с невероятной злобой сказала девушка. — Он год как из Чечни. Ему доктора запретили всякие стрессы — контузия в голову, потом такие приступы бывают, тебе и в страшном сне не приснится! А ты… — Девчонка кинула на Настю полный ненависти и презрения взгляд и, обняв спутника за шею, мягко усадила на лавку.

Детина тихо постанывал в проходе, даже не пытаясь подняться. Бабка опасливо отодвинулась к самому окну и полезла в кошелку.

Настя молча смотрела, как девушка ласково поглаживает парня по плечу, что-то еле слышно шепча ему на ухо. На нее наваливалось черное отчаяние.

Снова она причина несчастья, снова из-за нее страдают ни в чем не повинные люди. Почему так? Ведь она вовсе не хочет этого, все получается невольно, как бы невзначай…

Настя засунула заледеневшие руки в карманы куртки, прикрыла глаза, стараясь до конца поездки погрузиться в спасительный сон и не думать больше ни о чем. Разве что о ждущем ее в казарме Гошке.

14

Машка болела так тяжело, как не болела уже давно, года два или три. Лера не могла отойти от дочки ни на шаг — температура, сбитая таблетками, держалась на относительно приемлемой границе час, полтора, а затем снова подскакивали до заоблачных высот. Машка бредила, просила пить, жадно глотала принесенный Лерой чай и ее тут же мучительно, натужно выворачивало наизнанку. Лера носилась по квартире то с тазом, то с мокрым полотенцем, то с размолотым в порошок лекарством на блюдечке, то с термометром.