Она стремительно зашагала назад, почти бегом миновала пост, выскочила из отделения, спустилась вниз, во двор. Там уже стояло в ожидании несколько ритуальных автобусов. У одного из них прохаживалась взад-вперед Анна, беспрестанно дымя сигаретой.
Лера медленно приблизилась к ней.
— Куда исчезла? — остановилась та, с подозрением оглядывая подругу.
— Так, — уклончиво ответила Лера.
Анна понимающе кивнула.
— Я тоже не выдержала. — Она поежилась на промозглом ветру, натянула капюшон дубленки на голову. — Ну и погодка! То все течет, чуть не весна, то холодрыга! Васильича видела?
— Да.
— Страшное дело! Он же самолично дежурил в субботу. Говорят, за полчаса до того, как это произошло с Настеной, очередной нагоняй ей давал. Орал на все отделение. Представляешь, каково ему теперь? — Анна передернула плечами и выкинула окурок в грязь.
Лера живо представила себе недавно виденное в зале лицо Максимова и кивнула.
Из больницы медленно стал выползать народ и молча рассаживаться по автобусам.
— Пошли, — позвала Анна. — А то мест не хватит.
Желающих проводить Настю в последний путь действительно оказалось много, терапевтическое отделение ехало почти в полном составе. В отделении дежурили лишь Валя и старенькая Полина Михайловна, побоявшаяся ехать на кладбище по причине слабого сердца.
Перед Анной и Лерой уселась Наталья. Лера видела впереди ее сгорбленную спину, поникшие плечи и вспоминала, как та вечно ссорилась с Настей, без конца шпыняла ее, контролировала. Тоже небось мается теперь, может, даже чувствует себя виноватой.
Все они виноваты, все без исключения. Каждый в отделении наблюдал за Настиными фокусами на балконе, у всех сердце замирало, и никто не остановил ее, не одернул, только смеялись да пальцем у виска крутили. Вот и досмеялись.
Автобус долго ехал по шоссе и наконец медленно, неуклюже свернул с Кольцевой автодороги. Вскоре впереди показалась металлическая ограда кладбища, старухи с яркими букетами искусственных цветов, еще автобусы, ожидающие окончания траурной церемонии.
Настина мать, тихо сидевшая впереди, внезапно громко зарыдала. Лера снова, как во время телефонного разговора с ней, почувствовала приближающуюся дурноту и невольно вцепилась в рукав Анны.
Автобус фыркнул и остановился. Четверо мужчин подхватили гроб, понесли. Сзади под руки вели мать Насти.
Морось сверху все усиливалась, лица у людей стали мокрыми, и невозможно было разобрать, слезы это или потоки странного, декабрьского дождя.
Почти рядом с Настиной могилой хоронили какого-то отставного военного. Стояла толпа, тромбоны и валторны тянули мрачную, выворачивающую душу мелодию, и это принудительное, неизбежное соседство с чужим горем было особенно тягостным.
Лера в отупении смотрела, как рабочие опускают гроб с Настей в могилу, как с глухим стуком летят на крышку комья земли, и обреченно думала о том, что в ее жизни не осталось ничего светлого, чем можно было бы жить. Ничего, кроме Машки.
Зачем вообще нужна эта жизнь, такая чудовищно несправедливая, такая жестокая, полная коварства, не прощающая никаких, даже самых невинных, ошибок?
Лера попыталась представить себе, что Насти нет, никогда больше не будет, что она не сумеет увидеть ее, коснуться, заговорить с ней.
И не смогла. Такое просто не умещалось в ее сознании. Ей казалось, что в яму опустили лишь пустую Настину оболочку, ничего общего не имеющую с настоящей, живой Настей, а сама она где-то рядом, поблизости, такая же, как всегда, слегка чудаковатая, рассеянная, иногда резкая, но доверчивая и искренняя.
Именно о такой сестренке мечтала Лера все детство, именно ее нашла она в Насте. Нашла, чтобы потерять навсегда.
Печальная церемония завершилась, аллея постепенно опустела. Куда-то пропали все, Анна, Наталья, девчонки из отделения. Лера обнаружила, что стоит у могилы одна. Очевидно, на нее снова нашел столбняк, когда, погрузившись в себя, полностью отключаешься от реальности, не замечаешь окружающего.
Она медленно побрела к выходу. В насквозь промокших сапогах чавкала вода, холодные струйки стекали за воротник, волосы прилипли ко лбу и щекам.
Лера долго плутала по аллеям, пока не добралась наконец до ограды. Очевидно, она сильно задержалась, потому что автобуса уже не было. Лера направилась к остановке рейсового автобуса, который будет, наверное, не скоро, судя по малому количеству людей под козырьком.
Сзади резко взвизгнули тормоза. Она обернулась и увидела голубой, заляпанный грязью «Вольво», остановившийся, не доезжая до нее пару метров. Равнодушно скользнула взглядом по автомобилю и хотела идти дальше, но в это время дверца распахнулась и из салона вылез Максимов. Он был без кепки, в расстегнутом пальто, его мокрые волосы казались совсем черными.
— Валерия Павловна! — Он вгляделся в неподвижное Лерино лицо, крепко взял ее за руку. — Стойте.
Она попробовала освободить ладонь, но он не выпускал.
— Подождите? — Максимов встал перед Лерой, загораживая ей дорогу. — Ну, куда вы в такой дождь? Вы ведь вся мокрая, автобус уехал, вас не могли дождаться. Я специально остался, садитесь, довезу вас. Хотите, до самого дома?