Возьми меня в долг

Он ухмыляется, смотря на меня свысока. Обжигает зелёными глазами, проходит по телу.

— Когда об этом узнает… — я не успеваю банально договорить. Чёрный, отдающий вкусом пластика шарик погружается в рот, вырывая из моего горла одни мычания.

— Решила пригрозить нам, смотри, — мерзко ухмыляется один из них.

Хватает меня за ноги, которыми продолжаю лягаться. А тот, кто остановил этого урода… опускает ладони на пуговицу джинсов. Дёргает в сторону. И все замки тут же пропадают. Позволяя с лёгкостью снять с меня штаны.

От куртки они избавились давно.

И теперь со спокойствием режут майку в лоскуты, которые тут же падают на пол. Я остаюсь в одном белье, которое не прикрывает почти ничего.

Мычу, отбиваюсь, только бы они перестали.

Хочу удариться обо что-то, чтобы привести себя в негодность. В нетоварный вид.

Однажды это спасло мне жизнь. В той порно-студии, из которой меня вытащил Рихтер.

И он сделает это вновь.

Спасёт меня.

Хоть и он — последний подонок, из-за которого я и оказываюсь в этой ситуации… Только он может помочь мне.

Я разочарованно постанываю в тупой кляп.

Алекс не поможет. Его нет в стране. Он улетел. И теперь… Нет. Не спасёт.

Как и я сама. Без рук, без ног.

С меня спокойно срывают бельё. Надевают другое, более открытое, держащееся на тонких нитках. Будто и нет его вовсе.

И, наконец, отпускают. Но только ноги, на которые я приземляюсь. Снова пытаюсь развязать верёвки, пока надо мной виснут три тени.

— Она следующая.

Нет-нет-нет! Пусть сейчас что-то произойдёт! Зал загорится! Или я просто упаду в обморок! Ну же, давай! Почему у тебя не выходит?!

Слёзы сами вырываются из глаз и начинают катиться по холодным щекам.

Проклятая Бельц. Как только я выберусь отсюда, повыдёргиваю все волосы и расскажу её мужу, какая она долбанутая на голову.

Вряд ли Рихтер что-то сделает ради меня. Но на этот месяц я — его! Пусть впряжётся!

Да только… Если ещё жива буду. И меня не купит на аукционе какой-нибудь маньяк.

Нет. Без разницы, кто там.

Мной воспользуются. Сделают, чёрт знает что. Изнасилуют. Засунут в меня свой член… Куда захотят. А я ничего из этого не хочу!

Но, судя по тому, что меня резко поднимают с пола — моё мнение здесь всем не интересно.

Конечно, мать его, не интересно! Вот так легко, несмотря на мои мычания, поднимают с пола на ноги. Рывком. Тащат за собой. И в один момент… Просто вкидывают в какой-то коробок, похожий на маленькую и пустую комнату.

Падаю на колени и трясусь от страха, не зная, что ждёт меня впереди. Массовое изнасилование?

Но сначала меня продадут.

Потому что, как только я оказываюсь в этой тесной зеркальной комнате… Слышится первая ставка.

— Десять тысяч долларов.

Я не понимаю, откуда разносятся эти голоса. Потому что вижу только себя.

Нервно и бегло осматриваюсь по сторонам.

— Сто.

Сглатываю и подбираю под себя ноги, только бы закрыться. По полу тянет холодный воздух, который обдаёт всё тело. И каждый раз вздрагиваю, когда слышится новая цена.

А мне страшно настолько, что я не чувствую ни ног, ни рук. Только стучащее бешеное сердце говорит мне о том, что я ещё в сознании и не умерла.

Слёзы душат горло.

Отражение и свет давят сильнее, чем этот голос, что снова говорит за меня цену:

— Сто пятьдесят.

— Кто даст больше? — доносится откуда-то из динамиков. Поднимаю голову вверх и вижу тёмный потолок. Хоть там нет света, что бьёт по глазам. — Молодая, выносливая. По словам продавца… Разработанная во всех местах. Неприхотлива и готова ко всему. Русская, и голосок прелестный.

Я столбенею, когда слышу обрывисто из-за истерики одну из фраз. Это Бельц им сказала, да? Во всех местах…

Да что же за сука!

Я, что ли виновата, что её муж сам меня захотел! Гребанная психопатка!

— Двести.

Знакомый голос, от которого катится по спине пот, озвучивает страшную цифру.

И он здесь?..

И он здесь?..

— Триста.

И снова. Больше и больше.

— Пятьсот.

Наступает кромешная тишина. Но только в округе.

Только у меня в груди медленно бьётся сердце, паника нарастает с каждой секундой, а голова пухнет от вопросов и мольбы, которая в итоге вырывается из горла. Сквозь кляп. Как мычание.

— Пятьсот тысяч раз.

Продавец начинает отсчёт, в ходе которого я не могу никак пошевелиться. Мало того, что меня продали, как какую-то вещь на подпольном аукционе… Так и мой покупатель…

— Продано господину за третьим столиком.

Я не вижу, кто там. Но знаю.

Дрожь пробирает всё тело, когда дверь в этот узкий ящик открывается. Огромная пятерня хватает меня за руки и рывком тащит на себя. Еду задницей по деревянным доскам и всхлипываю, уже не замечая слёз.

Оказываюсь в таком же холоде и слышу удивлённые голоса.

— Кто там за третьим столом сидит? Он разошёлся.

— Да и за двенадцатым тоже. После четвёртой сотни сдулся. Там Шмидт, кажется, сидел. Не повезло старику. Перекупили. И очень даже хорошо. Я думал, триста будет максимум. Но Бельц… не обманула. И ведь взяла всего десятку.

Я всё ещё не могу напрячься, чтобы встать и попробовать убежать. Тело ещё давно налилось свинцом, тяжестью, которая приковывает меня к полу.

И когда кто-то из них говорит, что Бельц продала меня на аукцион толпе мужиков за десятку… Прорывает.