Возьми удар на себя

— Нет-нет, как раз ты… — Грязнов-старший покряхтел, издав несколько неосмысленных звуков, словно не решаясь продолжить. И только тут Ирина Генриховна почуяла неладное.

— Что-то случилось?.. — Она ощутила ледяной холодок, вдруг образовавшийся где-то в области солнечного сплетения.

— Ты только не пугайся! — Никогда прежде она не слышала, чтобы голос Славы дрожал. — В Сашку стреляли, но он жив!.. Ир… Ирка, ты меня слышишь?.. Я за тобой машину послал, то есть не я, а Костя… Иринка, все уже в порядке! Ты слышишь меня?..

— Слышу… — Она с трудом разлепила судорожно сжавшиеся губы и обнаружила, что сжимает телефонную трубку, почему-то сидя на полу, хотя рядом стоит стул. Мелькнула ни с того ни с сего нелепейшая мысль: «Славку надо успокоить…» И сразу же выдохнула наконец то, что произнести никак не могла: — Как — стреляли, как?!

— Ириш, ты же мужественная девочка, боевая, можно сказать, подруга… Ничего рокового, его уже прооперировали, пулю достали, машина сейчас подойдет, успеешь за десять минут одеться?..

— Кто?.. — Она начала медленно, с трудом подниматься с пола, одновременно чувствуя, как внутри нее закипает ярость. — Кто?!.

— Мы эту суку найдем, — хрипло произнес Слава. — Там, на месте, лучшая опергруппа сейчас работает. С Володей Поремским во главе… Ир, ты как?

— Через пять минут буду внизу.

Она сказала это твердым, насколько хватило сил, голосом и положила трубку на аппарат. Однако сдвинуться с места сразу не смогла. У Ирины кружилась голова, кружились, как будто играя в чехарду, обрывки мыслей в потрясенном сознании… Слава сказал «пулю извлекли», а она, дура, не спросила, откуда ее извлекли… Слава сказал «мы эту суку найдем», значит, взять по горячим следам не удалось…

Вниз она спустилась не через пять минут, а, наверное, через целую вечность, потому что руки, когда одевалась, слушались плохо, а ноги никак не желали попадать в сапоги. Потом еще целую вечность новенький милицейский «мерс» с кучей мигалок летел сквозь ночную Москву от их дома в сторону Склифа. Уже в самом Склифе были какие-то бесконечные лесенки, медлительные лифты и слишком много слепящего белого цвета вокруг, на фоне которого она едва углядела знакомые лица людей, сидевших в крошечном холле, прерывавшем совершенно, как ей показалось, бесконечный коридор.

Что-то говорил шагнувший ей навстречу Костя Меркулов, за спиной которого маячил почти такой же бледный, как эти белые стены, Померанцев. Ирина их почти не слушала.

— Где он? — Вот все, что ее интересовало.

— Ты, Ирка, только не психуй!

Из-за спин своих товарищей возник Слава Грязнов, отстранил продолжавшего что-то говорить Меркулова и с неожиданной силой прижал Ирину Генриховну к себе:

— Сейчас у него доктор, выйдет — может, и тебя впустят…

— Еще как впустят! — почти выкрикнула она.

— И я о том же… По счастью, стрелял явный дилетант, потому и ничего особо страшного не произошло, попал в правое плечо, пуля застряла в мягких тканях, кость не задета… Через пару недель будет как новенький… Ир, ты чего?..

Она не ответила. Крепко прижавшись к надежной Славкиной груди, боевая подруга Александра Борисовича Турецкого наконец разрыдалась…

Следующее утро первым за долгие и хмурые зимние дни вдруг выдалось ясным и солнечным, словно сама весна выглянула из-за тяжелых туч, много недель подряд нависавших над московскими крышами. Эти тучи, похожие на мокрые серые одеяла, колыхались на ледяном ветру в тяжелом ночном сне Саши, норовя хлестнуть по лицу, облепить его своей вязкой плотью, не давая дышать. Потом одна из них все-таки добралась до него, сорвавшись всей своей тяжестью с низкого темного неба на пытавшегося увернуться Турецкого, обожгла болью, от которой он невольно застонал и… открыл глаза.

Открыл — и сразу же зажмурился, поскольку на самом деле вокруг было светло настолько, что он едва не ослеп. Боль, в отличие от вражьих туч, оказалась реальной, хотя и не такой сильной, как ему приснилось. Голова — тяжелой, память вязкой… Он снова приоткрыл глаза, на этот раз осторожно, и совсем близко от себя увидел Иришкино лицо — бледное до синевы, с покрасневшими глазами, без косметики… И этого оказалось вполне достаточно, чтобы в голове прояснилось, а боль в правом плече сделалась чем-то несущественным.

Он вспомнил: в него стреляли… Кажется, это было вчера… В себя он пришел по дороге в больницу, в салоне реанимационной машины, но сил хватило лишь на то, чтобы назвать доктору, уже успевшему посмотреть его удостоверение, телефон, по которому следовало сообщить об этом Косте Меркулову. Кажется, «неотложка» слишком долго (а когда она это делает быстро?) добиралась до места происшествия, и он потерял довольно много крови, прежде чем появились врачи, оказавшие первую помощь. Ребята из ближайшего отделения домчались куда быстрее, и когда Александра Борисовича загрузили наконец в нутро этого салона, работали уже вовсю…