Возможная жизнь

В первую очередь Елену заинтересовал не разум, а внешность мартышки. Она изучила себя в зеркале и вынуждена была признать, что выглядит, если воспользоваться словом из прочитанной книги, обезьяноподобной. Пушок на руках, большие глаза, плоская грудь. Ни золотистой кожи Чинции, ни длинных стройных ног Лауры. Ну и ладно, решила она. Стало быть, программа моей жизни такова: извлечь как можно больше из того, что у меня есть.

Дома она читала только электронные книги, однако в школьной библиотеке были и печатные, которые ей разрешали брать с собой; Елена отвозила их в лесную хижину, уложив в новую седельную сумку. Обширность ее познаний отчасти пугала учителей, они позволяли ей посещать некоторые занятия старших классов – там Елена, сидя в заднем ряду, кое-что записывала мелким аккуратным почерком. Но прежде чем приступить к чтению на старом автомобильном сиденье, которое она приволокла в свое прибежище, следовало уделить время спорту.

Елена разбила Италию на регионы и по очереди представляла каждый из них в придуманных ею многодневных гонках по стране. Привод у ее велосипеда был примитивный, а некоторые участки трассы – болотистыми, поэтому иногда ей приходилось спешиваться и бежать, толкая велосипед перед собой. Тосканцы, как она обнаружила, вечно попадают в аварии. Ее родная область Венето, как правило, добивалась неплохих успехов, хотя побить Кампанью всегда было трудно, особенно когда за них выступал стремительный Эмилио Риццо. Елена очень старалась не обзаводиться любимчиками и только удивлялась, почему некоторым гонщикам удавалось показывать время, которое другим и не снилось.

Когда почти уж темнело, она запирала хижину на висячий замок, запрыгивала на велосипед и, вылетев из леса, спускалась ухабистой тропкой с холма и возвращалась по шоссе к родительской ферме, где горел свет, предвещая ужин, и овчарка по кличке Педро с нетерпением ждала, когда Елена ее покормит.

Как-то дождливым вечером она особенно спешила к дому, потому что ожидала возвращения Роберто, уезжавшего по делам в Триест. Елена покормила пса, помогла Фульвии приготовить соус для макарон и уселась дожидаться отца. Электромобили бесшумны, так что Елена поняла, что он вернулся, только когда распахнулась дверь и на пороге показался не только отец – с полей его шляпы стекали капли дождя, – но и еще одна персона: мальчик в драном плаще и с еще более кудрявой головой, чем у Роберто. В тусклом свете, лившемся из кухни, трудно было разобрать, смуглокожий он или просто грязный.

– Я привез тебе товарища по играм, Елена, – сказал Роберто.

– Зачем, папа? – испуганно спросила она. Мальчик вступил в комнату. – Как его зовут?

– Номер Двести Тридцать Семь. Я забрал его из приюта под Триестом.

– Но имя-то у него какое?

– Он не говорит. Может, назовем его. Триестом? Я ведь там его нашел.

– Он же не собака.

– Ну а ты что предлагаешь?

– Надо у него спросить. Он говорит по-итальянски?

– Да, – ответил отец Елены. – Но только он молчалив.

Мальчик отступил на шаг к дверному порогу.

Елена вгляделась в него и наморщила нос.

– Может быть, Бруно? Поскольку он весь бурый от грязи.

– Пойдем, Бруно, я покажу тебе ванную, – сказала мать Елены.

– Он к нам надолго? – спросила Елена.

– Навсегда, – ответил Роберто. – Мы его усыновили.

Елена клокотала от ярости. Неделю она отказывалась разговаривать с матерью и отцом – а уж с незваным гостем тем более. Молча съедала обед, мыла тарелку, поднималась в свою комнату и запирала дверь. Бруно наблюдал за ней темными озадаченными глазами. По-итальянски он, как выяснилось, говорил бегло, хоть и с акцентом, голос у него был высокий и резкий. Отмытый, переодетый в чистое и побывавший у парикмахера, он выглядел опрятно, но все равно в глазах Елены оставался варваром.

Когда пришли наконец регистрационные документы, родители посадили Бруно в школьный автобус вместе с Еленой. Она уселась на заднем сиденье, с Джакопо и Чинцией, предоставив Бруно самому отыскивать себе место; Елена боялась, что, поскольку они одногодки, мальчишка может попасть в ее класс. Однако в школе его немного поэкзаменовали и определили во второй поток, который и занимался-то в другом здании; это позволило Елене и дальше делать вид, что никакого Бруно не существует. Днем она с удвоенным усердием училась, вечером запрыгивала на велосипед и уносилась в лес.

– Это неестественно, – говорила Фульвия. – Бедный мальчик.