Возможность острова

Утром, проснувшись, я даже вздрогнул от радости при мысли, что мы спустимся на пляж вместе. На Плайя-де-Монсул, да и на всех диких, труднодоступных и, как правило, почти пустынных пляжах природного парка Кабо-де-Гата негласно допускался натуризм. Конечно, нагота не эротична, во всяком случае, так считается, я же, со своей стороны, всегда полагал, что нагота скорее эротична — естественно, если тело красивое, — но, скажем так, не самое эротичное, что может быть; мне случалось иметь по этому поводу тяжёлые дискуссии с журналистами, во времена, когда я вводил в свои скетчи неонацистских натуристов. Так или иначе, я прекрасно знал, что она что-нибудь придумает; мне не пришлось долго ждать: через несколько минут она вышла в белых мини-шортах, две верхних пуговицы на них были расстёгнуты, приоткрывая волосы на лобке; груди она повязала золотистой шалью, не забыв чуть сдвинуть её вверх, чтобы виднелась их нижняя часть. Море было тихим и гладким. На пляже она немедленно разделась совсем и широко раздвинула ляжки, вся открывшись солнцу. Я налил ей на живот масла для загара и начал её ласкать. У меня всегда был дар на такие вещи, я знал, как обращаться с внутренней стороной ляжек, с половыми губами — в общем, это мой маленький талант. Но только я вошёл во вкус, с удовольствием констатируя, что Эстер начинает возбуждаться, как услышал: «Здравствуйте!», произнесённое сильным, весёлым голосом за моей спиной, совсем рядом. Я обернулся: к нам направлялась Фадия, тоже обнажённая, с полотняной пляжной сумкой через плечо; на белой сумке красовалась разноцветная звезда с загнутыми лучами — опознавательный знак элохимитов; положительно, у Фадии было великолепное тело. Я встал, представил женщин друг другу, завязалась оживлённая беседа по-английски. Маленький белый задик Эстер выглядел очень привлекательно, но и округлые, литые ягодицы Фадии были не менее соблазнительны, во всяком случае, я хотел всё сильнее, но обе пока делали вид, будто ничего не замечают; в порнофильмах всегда бывает по меньшей мере одна сцена с двумя партнёршами, я не сомневался, что Эстер согласится, что-то мне подсказывало, что и Фадия отнюдь не против. Нагибаясь завязать сандалии, Эстер коснулась моего члена, словно бы нечаянно, но я точно знал, что нарочно, я шагнул к ней, теперь он стоял прямо на высоте её лица. Появление Патрика немного охладило мой пыл; он тоже был голый — хорошо сложенный, но полноватый — я обратил внимание, что у него намечается брюшко, наверное, деловые обеды, — короче, славное млекопитающее средних размеров; в принципе я не возражал и против расклада на четверых, но в тот момент мои сексуальные поползновения скорее поостыли.

Мы продолжили беседу вчетвером — голые, у кромки моря. Ни он, ни она не выразили ни малейшего удивления по поводу присутствия Эстер и отсутствия Изабель. Среди элохимитов редко встречаются постоянные пары, обычно они живут вместе два-три года, иногда дольше, но пророк всемерно поощряет каждого сохранять автономию и независимость, в частности финансовую; никто не обязан терпеть длительное ограничение личной свободы как в браке, так и в простом сожительстве, любовь должна оставаться свободной, чтобы можно было когда угодно начать все сначала, — таковы принципы, провозглашённые пророком. Фадия, конечно, пользовалась высокими доходами Патрика и вела соответствующий образ жизни, но они, скорее всего, не имели ни совместно нажитого имущества, ни общего счета. Я спросил у Патрика, как поживают его родители, и он сообщил мне печальную новость: его мать умерла. Это случилось внезапно и совершенно неожиданно: подхватила больничную инфекцию в льежском госпитале, куда легла на вполне заурядную операцию бедра, и угасла за несколько дней. Сам он в это время находился по делам в Корее и не смог проститься с нею на смертном одре, а по возвращении её уже заморозили — она завещала своё тело науке. Робера, его отца, это просто подкосило: собственно, он решил покинуть Испанию и поселиться в каком-нибудь бельгийском доме для престарелых; недвижимость переходила к сыну.