Через ветровое стекло Орви заметила Этса, прогуливающегося перед общежитием. Он по-прежнему был в странной кепочке, продолговатое донышко которой приподнималось спереди и сзади, словно на голове его покачивался маленький кораблик.
Опять этот Этс! У Орви сейчас не было ни малейшего желания возиться с ним. Иным женщинам приходится чуть ли не с лассо гоняться за мужчинами, чтобы кого-нибудь заарканить, ее же без конца осаждают. Орви что-то пробормотала про себя. Ее наружность, очевидно, привлекала, а то, что у нее внутри пусто, — это никого не интересовало. Душу все равно нельзя потрогать руками. Вероятно, и Маркус снова жаждал близости Орви. Этс тоже порой становился невменяемым, гладил Орви по голове и вообще ласкался как котенок. И где только Офелия Розин нашла такого мужа, от которого родился странный ребенок с негритянскими губами! Могут ли греческий нос и голубые, как лед, глаза сделать кого-то счастливее?
Орви вышла из машины и протянула Маркусу руку. Веди себя всегда спокойно и вежливо, наставляла ее когда-то мачеха. «Почем я знаю», — пробормотала Орви и пожала плечами, когда Маркус спросил ее о следующей встрече. Маркус не хотел выпускать руку Орви. Орви терпеливо ждала. Усталость притупила чувства, она была сейчас не в состоянии спорить, оправдываться или давать какие-то обещания. И с какой стати она должна кому-то что-то обещать? Она абсолютно свободный человек, и разрешите поступать, как ей заблагорассудится.
Маркус так сильно сжал руку Орви, что ей стало больно. Орви украдкой взглянула через плечо — Этс вразвалку подошел поближе, кепка-кораблик покачивалась у него на макушке, длинные пряди волос, свисавших вдоль ушей, слегка трепыхались на ветру, Маркус с его короткой стрижкой и мешковатым пальто казался по сравнению с Этсом старым и отставшим от моды.
Маркус вздохнул и отпустил руку Орви. Дверца машины со стуком захлопнулась, БМВ дернулся и покатил. Интересно, каким образом Маркус сегодня избавится от охватившей его ярости? Наверное, просто завалится спать — так, согласно житейской мудрости Паулы, хорошо успокаиваются нервы.
Ты можешь спать и спать, заткнув пальцами уши и зажмурив глаза, однако лекарство это ненадолго. Наступает такая минута, когда уже ни с чем не считаешься и хочешь лишь одного — отвести на ком-то душу. Даже терпеливую Сулли прорвало.
Это случилось в первую годовщину свадьбы Орви и Маркуса, когда, вернувшись из какой-то поездки, они оставили машину во дворе. Внезапно в комнату донесся звон разбитого стекла. Выглянув в окно, они увидели посреди залитого солнцем двора Сулли. С трудом удерживая равновесие на подтаявшей весенней наледи, Сулли топталась возле БМВ и горшком с цикламеном била стекла машины. У Орви от страха подкосились ноги. Возможно, она боялась, что рехнувшаяся Сулли ворвется к ним в квартиру и изобьет их всех до полусмерти. Маркус подошел к Орви, сунул руки в карманы и с виду совершенно спокойно выглянул во двор, где Сулли вершила своеобразную месть. Поведение Маркуса помогло Орви обрести присутствие духа, и — чего уж греха таить — она с интересом и злорадством принялась наблюдать за Сулли. Неужели Сулли все еще надеялась, что Маркус вернется к ней? В тот раз Орви удивило простодушие Сулли, теперь опыт подсказывал ей совсем другое. Никогда раньше она бы не подумала, что Маркус на самом деле так привязчив и плохо приспосабливается к новой обстановке. Иначе чего ради он стал бы после развода преследовать Орви — неужели свободному человеку нечего больше делать, как гоняться за своей бывшей женой?
Любая трагедия имеет свои смешные стороны. Жаль только, что сами участники их не замечают.
Не всякий додумается бить окна машины горшком с цикламеном. Орви успела заметить, что цветы были на редкость пышными, с множеством листьев. Красные цветы разлетелись по красной поверхности машины, листья повисли на остатках разбитого стекла. От сильных ударов горшок разлетелся на черепки. Для последнего окна Сулли пришлось снять туфлю и пустить в ход каблук. После этой разрушительной работы БМВ стал похож на свалку металлолома, на которой распустились цветы.
Расколотив все стекла, Сулли даже не взглянула в сторону дома. Она осторожно собрала в ладонь остатки изуродованного растения, натянула на лоб платок и пошла своей дорогой. Если гнев на какие-то мгновения вернул Сулли привлекательность — прямая спина, сильные напружиненные ноги, широкий взмах руки, — то уходила она, снова сгорбившись, вялой, нетвердой походкой.
Воспоминание о вспышке гнева бывшей жены Маркуса не помешало Орви отправиться вместе с Этсом в общежитие. Этс держал ее под руку. На секунду Орви почувствовала себя неуютно, ей показалось, что Маркус издали следил за ними, затем ею овладело безразличие. Удивительно, но чувство свободы еще как-то не успело укорениться в ней.