Возможность выбора

Орви проснулась с бьющимся сердцем. Дождь перестал. Отдельные капли со звоном падали со стрехи в бочку.

Орви не о чем было беспокоиться, но и мечтать ей было не о чем.

41

Орви продала строительный материал, заготовленный для дома. Она ходила с новым покупателем смотреть доски и балки, и тот обещал в ближайшее время увезти их. Механику она сказала, что собирается купить готовую дачу, отпадут заботы о строительстве.

Таким образом, Орви провернула все это дело, не утруждая Маркуса. Глядя на новенькую сберегательную книжку, Орви не знала, что делать с полученными деньгами.

Она избегала ездить к Бритте. Погода стояла дождливая, настала осень. Да и Маркус не рвался в деревню, рано темнело; возвращаясь с работы, он заваливался на кушетку и дремал. Орви сидела за столом под лампой и читала. Так и проходили вечера.

Однажды, когда Орви, как обычно, возвращалась после смены домой, что-то вдруг заставило ее замедлить шаг. Внезапно она почувствовала отвращение ко всему — к Пауле, к ее квартире, хотя старалась и не думать о них. Орви решила побродить по городу просто так. Устав слоняться, она зашла в кафе. Сидя за столиком, Орви лениво жевала что-то, прихлебывала кофе и разглядывала людей.

Из вечера в вечер прогулки Орви становились все длиннее. Она бродила по паркам, затем снова погружалась в суету улиц, а когда становилось холодно, шла в кино и смотрела там все без разбора.

Маркус забеспокоился. Он начал обиняком расспрашивать ее, стараясь разузнать, где это Орви пропадает. Взгляд Маркуса оставался подозрительным, хотя Орви и утверждала, что просто гуляет после работы.

Если Маркусу хочется спать, не может же она сидеть рядом и сторожить его сон. Во время прогулок из головы Орви выветривались все мысли, и это было приятно; приходя домой, она ныряла в постель и спала тяжелым сном до утра. Утром снова вскакивала и бежала на работу, затем гуляла по городу.

Когда Орви надоедало бродить, она порой заходила в парикмахерскую. Она не торопилась и сидела просто так, перелистывая журналы и вполуха слушая болтовню женщин. Затем подходила ее очередь и она усаживалась в кресло. Жалко было с красивой прической идти домой киснуть, и так получалось, что в иные дни Орви посещала кафе дважды.

Ей редко удавалось побыть одной, всегда кто-нибудь подсаживался за ее столик. На первых порах Орви утомляла болтовня посторонних, но вскоре она заметила, что с жадным любопытством ловит обрывки разговоров случайных соседей. По долетавшим до нее словам она старалась угадать, чем живут эти люди, какие у них интересы и цели. У нее возникло желание сравнить себя с другими, но цельного впечатления не получалось, — видимо, потому, что еще ребенком Орви не умела составлять картинки из мозаики.

Как-то вечером она увидела в кафе Алара с какой-то женщиной. Алар пил коньяк и то и дело заглядывал своей привлекательной спутнице в глаза.

Орви стало противно. Она отвернулась, чтобы не смотреть на эту парочку: и он тоже!

Увидев Алара с той женщиной еще несколько раз, Орви начала постепенно изменять своим железным принципам. Подумаешь, грех! Она бы тоже не имела ничего против, если б какой-нибудь интересный мужчина подсел к ее столику и принялся рассказывать разные занимательные истории.

Но у Орви не было никого, кто бы подошел для такой роли.

По вечерам Маркус со злостью смотрел на Орви.

— Все гуляешь? — то и дело спрашивал он.

— Все гуляю, — равнодушно отвечала Орви.

— Зачем? — требовательно спрашивал Маркус.

— Скучно, — искренне отвечала Орви.

На этот раз упрек жены подействовал на Маркуса. Вечером следующего дня на письменном столе возвышался телевизор. Теперь Орви не смела жаловаться! Пусть смотрит, сколько влезет, и получает удовольствие от достижений современной жизни.

Теперь Орви совестно было шататься одной по городу.

Возвращаясь с работы, Маркус по-прежнему заваливался спать. С этих пор ящик с картинкой сторожил его жену, и жена не имела права капризничать. Орви послушно сидела за столом и смотрела все передачи подряд. Когда она ложилась спать, комната превращалась в каюту на пароходе и ужасно качалась. Орви и не предполагала, что движение и разговоры там, на экране, могут вызывать тошноту.

Изо дня в день Орви обязана была глазеть на экран — не будешь же смотреть в сторону, если аппарат включен! Выключить телевизор было нельзя — Паула каждый вечер усаживалась в домашнем кино и не двигалась с места, пока не кончались передачи.

Паула пришла в такой восторг от телевизора, что перестала рассказывать страшные истории. Ей даже некогда стало разговаривать с подругой, дарившей ей шашки, и она старалась поскорее отделаться от гостьи. Еду Паула готовила заранее и совала в духовку, чтобы не остыла. Как человек настойчивый, она устраняла все препятствия, которые могли бы испортить ей удовольствие.

Она прочно занимала середину комнаты, и уже никакая сила не могла оторвать ее от движущихся на экране картин.

Отделявшая комнату от кухни дверь, которую в свое время отвоевала Орви, окончательно потеряла всякий смысл. Теперь она была открыта настежь, и Орви казалось, что она живет на улице.