Возможны варианты

После возвращения из Испании, где Гарик с загадочным взглядом изучал каталоги местной недвижимости, он позвал Давыдову в театр. Он вообще был завзятый театрал и не пропускал никаких значимых гастролей. А тут «Гамлет» Райкина! Да еще места в третьем ряду! Давыдовой очень понравилось, сначала она хохотала до упаду, а потом плакала, как маленькая девочка. Степка был в ссылке у бабушки, и после театра Гарик предложил заехать в ресторан поужинать.

Вечер обещал быть очень даже романтичным. По дороге от театра до ресторана в машине они слушали свою любимую песню «Вот перед нами лежит голубой Эльдорадо, и всего только надо – поднять паруса!». Давыдова чувствовала себя совершенно счастливой, но внезапно Гарик вдруг начал сильно нервничать. Она всегда чувствовала, когда он нервничает, переживает или боится чего-то. Большие и сильные мужчины тоже иногда могут чего-то бояться. Например, зубного врача. Но тут дело было явно не в зубном. Давыдова учуяла, как говорится, верхним чутьем какие-то серьезные проблемы. Надо сказать, что это чутье ее никогда не подводило.

Обычно дядя Гарик вел машину как настоящий король дороги. Ехал не спеша и обязательно посередине, чем очень веселил Давыдову. Он объяснял ей, что солидные люди не ерзают по дороге, как вошь на гребешке, а едут степенно, зная себе цену. Но тут вдруг Гарик начал как-то странно, причем очень умело, лихачить, челноком обходя неспешно ползущие машины, и затем резко, через двойную сплошную левым поворотом свернул во двор. Такого Гарика Давыдова не видела никогда. Лицо его приобрело жесткий и даже какой-то хищный вид.

– Пристегнись! – крикнул он ей, резко набирая скорость.

Давыдовой казалось, что они несутся прямо в стенку, ей хотелось визжать. А дальше началось что-то и вовсе невообразимое. Он с бешеной скоростью гнал по дворам, резко сворачивая в подворотни. Слава богу, в позднее время людей на улице практически не было. Давыдова знала, что надо вести себя тихо, иначе можно напугать и без того нервного водителя. Наконец они выскочили из опасного лабиринта на освещенный проспект, встроились в ряд движущихся автомобилей и поехали спокойно.

– Гарик! Что это было? – прохрипела Давыдова. От страха у нее даже пропал голос.

– Это, тетя Нюся, я показывал вам, как надо уходить от наружки. – Гарик рассмеялся и похлопал ее по коленке.

Однако смех этот Давыдову не успокоил, а, наоборот, насторожил и еще больше испугал.

– Какой еще наружки? – Давыдова не могла понять, как она должна реагировать на происшедшее. Она вообще ничего не понимала. Рядом с ней в машине сидел какой-то совершенно другой Гарик. Хотелось плакать.

– Какой, какой? Обыкновенной.

– Кто за тобой следит? Опять жена? – спросила она на всякий случай, хотя прекрасно понимала, что от слежки жены с такими опасными для жизни выкрутасами никто отрываться не будет.

– Если бы! Я не знаю кто, но кто-то следит. Уже несколько дней. Может, менты, а может, и не менты, а совсем наоборот.

– Ты серьезно? Надо же что-то делать! – Давыдова не на шутку перепугалась. Действительно, нельзя же вот так спокойно сидеть сложа руки, зная, что за тобой следят какие-то неизвестные люди. Вряд ли они сотрудники инюрколлегии, выслеживающие наследников богатого усопшего, чтобы вручить им наследство.

– Что тут сделаешь? Мне мужики наши предлагали телохранителя, но я отказался.

– Почему? Как ты мог отказаться?

– Не хватало еще, чтоб я за пьяным телохранителем пистолет носил!

– Почему за пьяным?

– А откуда они, по-твоему, берутся, эти телохранители?

– Не знаю. Из органов, наверное.

– Правильно. И я не знаю никого, кому когда-нибудь помог бы телохранитель. Особенно из органов, где через одного запойные.

– Гарик! Но неужели нормальных телохранителей не бывает? Вдруг есть?

– Нюсь! Ты же взрослая тетенька! Как ты себе представляешь нашу жизнь с телохранителем? А потом, если кто-то чего-то задумал учудить, то хрен ты его телохранителем отпугнешь. Тут вопрос надо решать кардинально. Понять, где и кому я перешел дорогу! – Гарик крепко задумался.

– Давай с Шестопаловым поговорим, а еще лучше с Максимовым Толиком. – Она предложила ему единственное правильное, по ее мнению, решение, которое пришло ей в голову в эту минуту. Случись с ней такое, она, не задумываясь бы, кинулась к Толику Максимову.

– Зачем?

– Ну, у Толика Максимова люди разные есть знакомые, и в правительстве, и в ФСБ. Он теперь в Москве большая шишка.

– Еще не хватало! Значит, делать будем так. Завтра поедешь Степку заберешь, и поживете пока у тебя на старой квартире. Вас я в это дело впутывать никак не могу. Сам пока разузнаю по своим каналам, что это было и кому я дорогу перешел. Да! И запомни раз и навсегда – случайностей не бывает. Если одна и та же машина попадается тебе в зеркале заднего вида второй раз на дню, то сразу же звони мне.

– Нет! Я с тобой!

– Нюся! Не дури! Если тебя к стулу привяжут, я не знаю, что я сделаю!

– К какому такому стулу? Ты с ума сошел! Мы где живем-то? – Давыдова представила себя привязанной к стулу, а вокруг небритых страшных мужиков с утюгами. Сразу же захотелось в туалет.

– Вот именно там и живем, где мы никому, кроме себя, не нужны. Да это и правильно, наверное. Сами делаем, сами потом расхлебываем!

– А ты чего сделал-то?

– Сам пока не знаю. Но узнаю, даю тебе слово! Все будет хорошо. Не дрейфь, решим проблемы. – Гарик повернулся к ней и подмигнул.

Давыдова ему поверила, она ему всегда верила, во всем. На следующий день она сделала все, как он ей велел. По дороге даже всматривалась в автомобили, едущие сзади, но ничего подозрительного не обнаружила. Вечером Давыдова впервые за этот год ночевала у себя дома. Одна, без Гарика. Было холодно, она никак не могла согреться и позвонила Гарику. Они поговорили, и Давыдова согрелась. Потом ей уже перезвонил Гарик, и так они проговорили почти всю ночь. Практически ни о чем, но ощущение было такое, что они вместе.

На следующее утро при выходе из подъезда Гарика застрелили. Тремя выстрелами, последний был контрольный – в голову. Пистолет Макарова бросили рядом. Стрелявшие, по словам нескольких случайных свидетелей, скрылись на белой «Волге», номерных знаков которой никто не разглядел.

Несколько дней, которые ей пришлось прожить после этого события, Давыдова просто не помнила. Наверное, мозг включил какой-то защитный механизм. Так, отдельные обрывки. Морг, где ей выдали его окровавленную одежду, пьяного священника в Никольском соборе, который отказал в отпевании из-за того, что никто не знал, крещен Гарик или нет, похороны, где какие-то совершенно незнакомые ей люди гладили ее по голове и велели обращаться, если будут проблемы, молоденький следователь, который утешал ее, говоря, что убийство было заказное и дорогое. Тогда Давыдова даже улыбнулась и сказала:

– Спасибо, утешил. Выходит, мужика моего не за бесплатно угрохали. Потратились.

А еще приехала Светка Михайлова. Со Светкой они крепко дружили с самого детства, все десять лет школьной жизни. В первом классе они были одного роста, а где-то в классе в пятом Давыдова вдруг стала стремительно расти, а Светка так и осталась самой маленькой в классе. Давыдова так и звала Светку: Мелкая. Светка же, в свою очередь, дразнила Давыдову Макарониной. После школы они поступили в разные институты, разъехались по разным концам большого города, у обеих начались какие-то проблемы с личной жизнью, разные страсти-мордасти, народились дети, и встречаться стало практически некогда. Так, иногда перезванивались или ходили друг к другу в гости по большим праздникам. Светке позвонила мама Давыдовой, и Мелкая, не раздумывая, тут же примчалась. Даже несколько раз оставалась у Давыдовой ночевать. Держала Давыдову за руку и что-то бубнила такое успокаивающее, после чего Надя даже засыпала. Короче, Светка Михайлова действовала на Давыдову как хороший транквилизатор.

Туман отступил от Надежды на девятый день. До сорокового дня она ездила каждый день на кладбище, сидела на могиле, ревела и разговаривала с Гариком. А Гарик всяческими способами пытался убедить ее в существовании жизни после смерти. Он подавал ей разные знаки, о которых она никому не рассказывала. Один раз, правда, попыталась рассказать матери, но та как-то странно посмотрела на нее, и Давыдова поняла, что если не хочет попасть в психушку, то лучше помалкивать. На сороковой день ей приснился Гарик и сказал, что на этом их пути расходятся. Он стоял у дверей вагона, почему-то в армейской фуражке. Она просилась ехать с ним, но он строго посмотрел на нее и распорядился:

– Тетя Нюся! Оставь меня в покое. У меня теперь другие задачи. А тебе надо Степкой заниматься, самый вредный возраст у парня.

И уехал в этом своем поезде, а она стояла и смотрела, как исчезают вдали красные фонарики последнего вагона.

С этого момента Давыдова вернулась к своей прежней одинокой жизни. Она с головой окунулась в работу и Степкино воспитание. На кладбище она теперь ездила только по церковным праздникам да еще в день рождения Гарика и в день его смерти. В глубине души она твердо знала, что Гарик где-то там существует и присматривает за ней. Ведь с момента его гибели, все, кто как-то пытался обидеть Давыдову, получали сильнейшую отдачу от окружающего пространства. Убийц Гарика, как водится, не нашли. Однако выяснилось, что некоторые люди, пересекавшиеся в жизни с покойным Игорем Сергеевичем, вдруг тоже странным образом отошли в мир иной. Одного убили простецким железным прутом, вдарив им по сильно умной голове, а другой скоропостижно скончался от неизвестной болезни.

Кроме того, Давыдова считала, что там, на небе, Гарику поручили такое ответственное дело, как руководство питерской погодой. Погода всегда соответствовала настроению Давыдовой. Если ей было тоскливо и хотелось плакать, то шел дождь, если настроение ее было прекрасным, то на улице светило солнце.

Когда с момента смерти Гарика прошло около трех лет, на Давыдову вдруг снизошло удивительное умиротворение, и Гарик устроил ей просто фантастическое, невиданное в Питере, длиннющее бабье лето. Даже в конце октября было около пятнадцати градусов тепла при полном безветрии. Муж Светки Михайловой улетел в какую-то важную командировку, и она позвала Давыдову прокатиться вечерком к заливу, поужинать в каком-нибудь из прибрежных кафе и полюбоваться суровыми северными красотами, пользуясь невиданным теплом. После ужина они устроились на открытой террасе прибрежного ресторана и пили кофе, любуясь лунной дорожкой на воде. Летом в Питере, как известно, белые ночи, поэтому никаких лунных дорожек на заливе просто быть не может. В обычном же октябре, когда северная природа вовсю готовится к ночам черным и луна на небе появляется очень рано, увидеть лунную дорожку также невозможно. Эта роскошь для питерских жителей просто непозволительна, потому что в обычном октябре летние террасы уже все закрыты, льет всегдашний питерский дождь, бушует ветер и никто даже не догадывается, что в этой непроглядной хмари может быть такая же лунная дорожка, как и на теплых южных морях.

Светка взахлеб рассказывала, как хорошо живет со своим новым супругом, как ей повезло, и уговаривала Давыдову по ее примеру заглянуть в Интернет, чтобы подыскать себе подходящую пару. Давыдова усмехалась и думала, что после смерти Гарика на ее личной жизни можно поставить жирный крест. Конечно, одной ей было плохо, но рассчитывать на появление принца мечты уже не приходилось. Еще бы! Ведь он уже был в ее жизни. Самый, что ни на есть, настоящий, лучше которого не может быть никого.

– Макаронина! Кончай придуриваться! В сорок лет жизнь только начинается. Это я тебе совершенно ответственно заявляю, а нам с тобой еще и сорока нет! – Светка скинула на свободный стул свой роскошный палантин, связанный из щипаной норки, и осталась в одном костюме. Ее лучистые хитрющие глаза сверкали за стеклами очков. Светка была очень хорошенькая и выглядела гораздо моложе своих лет. Давыдова считала, что это объясняется Светкиным ростом. Мол, маленькая собачка до старости щенок.