Возмущение праха

Из десятка предъявленных ему фотографий мордоворотов он опознал троих, точно указал даты их появления в больнице, двадцать второе и двадцать третье мая прошлого года, а также фамилии пациентов, которым они устраивали сердечные приступы, — Философа и второго бедолаги, отправленного на тот свет вместо меня. Все это он отбарабанил без запинки, и у меня даже возникло подозрение, что он вычислил мое вторичное появление и, пользуясь больничными записями, загодя подучил уроки. Он сообщил также, что один из этих молодых людей двадцать третьего мая был найден мертвым, с переломом шейного позвонка — непонятная смерть, загадка. Вот и хорошо, что загадка, подумал я, разгадку тебе лучше не знать. Относительно того, что он сам же и настучал о появлении в нашей палате «Кодака», и вообще о фотоаппарате, он предпочел умолчать — и я не стал в этом копаться, чтобы он, на свою беду, нечаянно не признал во мне сокамерника Философа. Мне хотелось выяснить фамилию Чудика, и, когда я попросил записи о распределении больных по палатам, соответствующий журнал нашелся у него в столе, — совершенно точно, готовился, придурок, к моему визиту заранее. Можно считать, теперь мой сотрудник — ухмыльнулся я про себя. Журнал я листал как бы рассеянно, чтобы он не просек, какие именно палаты меня интересуют. В палате № 407 с 18 мая значились Философ и я, а по поводу Чудика было написано: «Фамилия неизвестна». И еще я с удовольствием обнаружил, что мое переселение 23 мая в другую палату Рыжая в журнале не зафиксировала — надо же, Валька, умница-то какая. Что же касалось двух других молодцов, год назад осчастлививших психушку своим появлением, но в отличие от третьего покинувших ее живыми, то в одном из них я признал своего знакомца, от которого получил недавно пинок в задницу, если, конечно, это можно считать знакомством. Вот так-то, дружок, раз ты заработал штрафное очко, с тебя, наверное, и начнем ввинчиваться в «Извращенное действие». В любых службах безопасности есть нерушимый принцип: полезно то, что необходимо, все сверх необходимого — вредно.

А уж отвешивать поджопник случайному фраеру, который сунулся в твой офис, — необходимостью тут и не пахнет.

Впрочем, браться за него прямо сейчас не стоило: лучше повременить, пока появятся помощники. Вербовать такого штымпа в одиночку — дело ненадежное, да к тому же может потребоваться и физическая обработка, а я этого дела, в общем-то, не люблю.

Так что я начал с того, что стал не спеша готовить гнездышко для Джефа и его длиннофокусной аппаратуры, благо парня вот-вот должны были выписать из больницы. Снял квартирку с видом на контору Щепинского: окна — на Боровую, а вход — со двора, можно подойти через другие дворы, чтобы самим на Боровой не светиться. Фотосъемками я заниматься не люблю, нет у меня склонности к этому виду искусства, но уж если наблюдательный пункт имеется, его нужно использовать. Я завел привычку ежедневно просиживать час-другой у окошка, запасшись предварительно сигаретами и парой бутылок пива, а разок переночевал здесь на пробу, чтобы проследить, есть ли у них какая-нибудь ночная жизнь. Признаков активности наружной охраны, по крайней мере в эту ночь, заметить не удалось; это хорошо, если они спят по ночам.

Через неделю я уже знал в лицо, словно своих ребят, всех постоянных сотрудников «Извращенного действия» и, хотя в картотеке Порфирия были далеко не все персонажи, представлял служебное положение каждого, и даже помнил наизусть номера их транспортных средств, понятно, у кого они были. Кроме самого Щепинского, на тачках приезжали еще четверо, в том числе иногда Кобыла, а один из бородатых молодых людей часто подкатывал на мотоцикле. Тачки были и у двоих из охраны, но, по своей ли инициативе или по инструкции, они их ставили не у входа, а поодаль, надо думать, чтобы контора не привлекала внимания скоплением автомобилей. Трижды за неделю подъезжали чужие машины. В одной из них был доставлен объемистый, почти шарообразный толстяк, сопровождаемый услужливыми молодыми спутниками, а в двух других — подтянутые люди с военной выправкой, но в штатских костюмах. Как удалось выяснить по номерам, две машины принадлежали частным лицам, а третья — Министерству обороны. Самое интересное наблюдение касалось Кобылы. Что-то в ее жизни не ладилось: раньше она выглядела так, будто готова сию секунду трахнуть весь мир, а теперь в ней какие-то пружинки ослабли, и вид она имела пришибленный. Я отметил это как факт положительный, поскольку деморализованный человек легче поддается насилию.