Возмутитель спокойствия

Кто-то бы подумал, что ему происходящее померещилось и привиделось, а скульптура там присутствовала всегда, марево — происки разума, не отошедшего от двухсуточной борьбы за жизнь, в чем сам себя он принялся бы убеждать с фанатичностью еретика, но я четко знал — ничего подобного. Внимательность и предельные усилия для запоминания местности, на какие делал упор, начинали приносить свои плоды. И несмотря на малочисленность прохожих, они все же постоянно встречались на пути и по пути, поэтому и решил сделать ход конем, заманив в укромный закуток деятеля плаща и кинжала.

Проулок, какой я выбрал для контрмер, заканчивался глухим карманом, который пересекал желоб ливневой канализации открытого типа не менее метра в глубину и два в ширину. В нем в монументальных стенах, огораживающих участки дома Стальных Беркутов и Огненных волков, друг напротив друга были проделаны сквозные арочные проемы высотой в три локтя, перекрытые толстыми ржавыми решетчатыми дверьми с огромными замками, висящими на цепях.

Этот закуток, за неимением общественных туалетов, зачастую использовали в данном качестве, учитывая, что экскременты исчезали с закатом, особых санкций к невоздержанным власти не применяли.

Правое поместье — вот конечная цель, в нем который год отсутствовал хозяин, пропадавший где-то в странствиях, а остальные члены Огненных не спешили вступать в права наследования и каким-то образом прибирать к рукам участок. Пока было мало вводных данных, но скорее всего не хотели платить обязательный налог. Почему от него освобождался арендатор земли во время путешествий — оставалось загадкой. Довольно нерационально со стороны герцога допускать подобное. Или существовали какие-то пока неизвестные мне веские причины, выступающие на стороне владетеля. Но это неважно. Важное заключалось в другом, замок на решетке был кем-то открыт давным-давно. Тем, кто регулярно смазывал ржавые петли, отчего дверь, должная предательски скрипеть, отворялась бесшумно.

В сам дом, если кто-то и совался, то не оставлял заметных для мальчишки следов, а вот флигель, всего в двадцати шагах слева от «арыка», посещался регулярно. Он скрывал дверь в обширные подземелья, с множеством отнорков и ответвлений, переходов и коридоров.

Узнал о нем Глэрд от калеки, несколько раз отправлявшего пацана сюда с небольшими мешками черной ягоды — самой ценной разновидностью роски или с дорогими кусками янтаря, с насекомыми внутри, приказывая оставлять в подвале добро, в одном из неприметных закутков в бочке из-под вина.

В глубины сейчас я лезть не собирался. Но в одной части подвала, непосредственно под самим флигелем, имелось небольшое помещение, заваленное разнообразным хламом, куда проникал дневной свет через длинное и узкое окно наверху, а если брать непосредственно строение, то в фундаменте на уровне поверхности.

Фрагментарная память пацана не могла дать однозначного ответа на вопрос, какого черта мною заинтересовались Кречеты. Вроде бы они не с Медведями дела вели, а с Волками, и были именно им дружественным родом, у последних же я дочь главы спас, по совместительству являющимся старостой поселения, однако учитывая размеры Черноягодья и численность населения, то скорее бургомистра.

Или это все Охрим с какими-то своими тараканами в голове? Там тоже ничего не ясно. Из намека в речи следовало, что тот ожидал от меня неких действий по добыче большого куша. Ненавязчиво предупреждал и предостерегал о безуспешности попытки его ликвидации, это и про чуткий сон, и про многочисленные ловушки вокруг. Его невнятные телодвижения связаны в первую очередь с найденным каким-то подтверждением собственным же мыслям относительно зеркал. О чем я даже в душе не имел представления. И понял сразу, у Старика уточнять, что он имел ввиду — занятие абсолютно бессмысленное. Хотел бы — сказал сразу.

В очередной раз подумал о необходимости ременно-плечевой системы, а также проработке лямок рюкзаков, чтобы их можно было сбросить хотя бы в пару секунд. Сейчас обвешанный сумками, как новогодняя елка подарками, от которых так просто не избавишься, это понимал отлично. Не думал вступать в бои в городской черте вот так сразу, оказалось — зря.

Дополнительно и магия вносила свои коррективы.

Но даже дело не в ней, а в собственном ограниченном знании ее возможностей. Память мальчишки хранила всего лишь несколько представлений иллюзиониста; как зачаровывал стрелы маг на Стене — проводил по ним рукой, сначала что-то шептал, чтобы они наносили урон незримым сущностям и живым мертвецам, убить которых после «воскрешения» банальным отсечением головы не представлялось возможным.