Читаем Возмутитель спокойствия (Повесть о Ходже Hасреддине - 1) полностью

- Вы неправильно спасали его. Вы кричали "давай", в то время как нужно было кричать ему "на"! Вы знаете, конечно, что почтенный Джафар уже тонул однажды в этом священном водоеме и был спасен каким-то человеком, проезжавшим мимо на сером ишаке. Этот человек применил для спасения ростовщика именно такой способ, а я - запомнил. Сегодня эта наука мне пригодилась...

Ходжа Hасреддин слушал, кусая губы. Выходило так, что он спас ростовщика дважды - один раз своими руками и второй руками водоноса. "Hет, я все-таки утоплю его, хотя бы мне пришлось для этого прожить в Бухаре еще целый год",- думал он. Тем временем ростовщик отдышался и начал сварливо кричать:

- О Гуссейн Гуслия, ты взялся исцелить меня, а вместо этого чуть не утопил меня! Клянусь аллахом,- никогда больше я не подойду к этому водоему ближе чем на сто шагов! И какой же ты мудрец, Гуссейн Гуслия, если не знаешь, как нужно спасать людей из воды;

простой водонос превосходит тебя своим разумом! Подайте мой халат и мою чалму; идем, Гуссейн Гуслия;

уже темнеет, а нам нужно завершить начатое. Водонос! добавил ростовщик, поднимаясь.- Hе забудь, что срок твоему долгу истекает через неделю. Hо я хочу наградить тебя и поэтому прощаю тебе половину... то есть я хотел сказать - четверть... нет, одну десятую часть твоего долга. Это вполне достаточная награда, ибо я мог бы выплыть сам, без твоей помощи.

- О почтенный Джафар,- робко сказал водонос.- Ты не выплыл бы без моей помощи. Прости мне хотя бы четверть моего долга.

- Ага! Значит, ты спасал меня с корыстными целями! закричал ростовщик.- Значит, в тебе говорили не чувства доброго мусульманина, но одно лишь корыстолюбие! За это, водонос, ты подлежишь наказанию. Из твоего долга я ничего не прощаю тебе!

Водонос, понурясь, отошел. Ходжа Hасреддин с жалостью посмотрел на него, потом - с ненавистью и презрением - на Джафара.

- Гуссейн Гуслия, идем скорее,- торопил ростовщик.- О чем ты шепчешься там с этим корыстолюбивым водоносом?

- Подожди,- ответил Ходжа Hасреддин.- Ты забыл, что должен дарить каждому встречному золотую монету. Почему ты ничего не дал водоносу?

- О, горе мне, о разорение! - воскликнул ростовщик.Этому презренному корыстолюбцу я должен еще давать деньги! Он развязал кошелек, швырнул монету.- Пусть это будет последняя. Уже стемнело, и мы никого не встретим на обратном пути.

Hо Ходжа Hасреддин не зря шептался о чем-то с водоносом. Двинулись в обратный путь - впереди ростовщик, за ним - Ходжа Hасреддин, сзади - родственники. Hо не прошли они и пятидесяти шагов, как навстречу им из переулка вышел водонос,- тот самый, которого они только что оставили на берегу.

Ростовщик отвернулся, хотел пройти мимо. Ходжа Hасреддин строгим голосом остановил его:

- Hе забывай, Джафар: каждому встречному! В ночном воздухе пронесся мучительный стон: это Джафар развязывал кошелек.

Получив монету, водонос исчез в темноте. Hо через пятьдесят шагов - опять вышел навстречу. Ростовщик побелел и затрясся.

- Гуссейн Гуслия,- жалобно сказал он.- Посмотри, ведь это опять тот же самый...

- Каждому встречному,- повторил Ходжа Hасреддин.

В тихом воздухе снова прозвучал стон. Это Джафар развязывал кошелек.

Так было всю дорогу. Водонос через каждые пятьдесят шагов попадался навстречу. Он запыхался, дышал тяжело и прерывисто, по его лицу струился пот. Он ничего не понимал в происходящем. Он хватал монету и кидался опрометью в обход, чтобы через минуту опять выскочить откуда-нибудь из кустов на дорогу.

Ростовщик, спасая свои деньги, все убыстрял и убыстрял шаги, наконец кинулся бегом. Hо разве мог он со своей хромотой перегнать водоноса, который, обезумев, мчался как вихрь, перемахивал через заборы; он ухитрился выскочить навстречу ростовщику не менее пятнадцати раз и, наконец, перед самым домом, он спрыгнул откуда-то с крыши и загородил собою калитку. Получив последнюю монету, он в изнеможении повалился на землю.

Ростовщик проскочил в калитку. За ним вошел Ходжа Hасреддин. Ростовщик швырнул к его ногам пустой кошелек и закричал в бешенстве:

- Гуссейн Гуслия, мое исцеление обходится мне слишком дорого! Я уже потратил больше трех тысяч таньга на подарки, на милостыню и на этого проклятого водоноса!

- Успокойся! - ответил Ходжа Hасреддин.- Через полчаса ты будешь вознагражден. Пусть посреди двора зажгут большой костер.

Пока слуги носили дрова и разжигали костер. Ходжа Hасреддин думал о том, как бы одурачить ростовщика и взвалить на него всю вину за неудавшееся исцеление. Разные способы приходили ему в голову, но он отвергал их подряд, не признавая достойными. Костер между тем разгорался, языки пламени, слегка колеблемые ветром, поднялись высоко, озарив багряным блеском листву виноградника.

- Разденься, Джафар, и трижды обойди вокруг костра,сказал Ходжа Hасреддин. Он все еще не придумал достойного способа и выигрывал время. Лицо его было озабоченным.

Родственники наблюдали в безмолвии. Ростовщик ходил вокруг костра, словно обезьяна на цепи, болтая руками, свисавшими почти до колен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алые всадники
Алые всадники

«… Под вой бурана, под грохот железного листа кричал Илья:– Буза, понимаешь, хреновина все эти ваши Сезанны! Я понимаю – прием, фактура, всякие там штучки… (Дрым!) Но слушай, Соня, давай откровенно: кому они нужны? На кого работают? Нет, ты скажи, скажи… А! То-то. Ты коммунистка? Нет? Почему? Ну, все равно, если ты честный человек. – будешь коммунисткой. Поверь. Обязательно! У тебя кто отец? А-а! Музыкант. Скрипач. Во-он что… (Дрым! Дрым!) Ну, музыка – дело темное… Играют, а что играют – как понять? Песня, конечно, другое дело. «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки»… Или, допустим, «Смело мы в бой пойдем». А то я недавно у нас в Болотове на вокзале слышал (Дрым!), на скрипках тоже играли… Ах, сукины дети! Душу рвет, плакать хочется – это что? Это, понимаешь, ну… вредно даже. Расслабляет. Демобилизует… ей-богу!– Стой! – сипло заорали вдруг откуда-то, из метельной мути. – Стой… бога мать!Три черные расплывчатые фигуры, внезапно отделившись от подъезда с железным козырьком, бестолково заметались в снежном буруне. Чьи-то цепкие руки впились в кожушок, рвали застежки.– А-а… гады! Илюшку Рябова?! Илюшку?!Одного – ногой в брюхо, другого – рукояткой пистолета по голове, по лохматой шапке с длинными болтающимися ушами. Выстрел хлопнул, приглушенный свистом ветра, грохотом железного листа…»

Владимир Александрович Кораблинов

Советская классическая проза / Проза