Валиде настороженно приглядывалась к тому, что творится в янычарских ортах. Не спешила. Располагала теперь временем. Осталась в столице одна. Не было ни соперников, ни врагов - одни только сообщники и в добром, и в злом. Если в котле закипело, пусть доваривается чорба до конца! Морю нужно дать разбушеваться, чтобы выплеснуло высокие волны на сушу! Она сидела у янычарского моря и, поджав свои темные губы, терпеливо ждала. Ждала, пока Роксолана раскисшими зимними дорогами медленно продвигалась навстречу своему повелителю. Ждала, пока соединятся те двое и забудут в объятиях весь мир. Ждала, когда сможет нанести удар наиболее чувствительный и окончательный. Как сказано: "...а когда произведете великое избиение, то укрепляйте узы".
Лучщего случая уничтожить ненавистную гяурку валиде уже не могла ждать. Сама была виновата, что подпустила эту украинку к своему царственному сыну слишком близко, самой надо было и искупать вину. Султан вышел из послушания, как будто эта маленькая роксоланка околдовала его. Валиде сама была маленькой женщиной, верила в силу таких женщин, но вместе с тем и обидно ей было, что не смогла в свое время завладеть султаном Селимом так, как эта чужестранка ее сыном. Разве можно такое стерпеть!
Пыталась рассорить султана с Хуррем - тщетно. Незаметно, через одалисок, толкала Хуррем против своего сына - та не поддавалась, выказывала перед падишахом такую чарующую смесь покорства и дерзости, что для него весь мир замкнулся в белотелой, золотоволосой рабыне. Чужеземка пугала валиде своей почти болезненной яростью в постижении наук и языков. Домогалась новых и новых учителей, сидела в султанских книгохранилищах зачем? Султанова мать задумала нанести удар этой дикой чужеземке в самое уязвимое место души. В прошлом году уговорила своих крымских племянников, которые никак не могли поделить ханский трон после смерти великого Менгли-Гирея, напасть на украинские земли. Сорок тысяч татар пошли на Волынь и Галицию, стали кошем под Мостыськами, разослали во все стороны летучие отряды грабителей-людоловов, земля стала пеплом, забрали тысячи людей, вывели весь скот, разграбили хлеб, ничего не оставалось там, где ступил татарский конь. Валиде ждала, когда Хуррем побежит к султану, станет плакать, упрекать, проклинать, а та затаила все в себе - никому ничего.
Валиде не выдержала. Позвала к себе Хуррем, спросила, слышала ли она, что учинили на ее земле татары.
- А ваше величество слышали, что московский Великий князь завоевал Казанское царство и стал называться царем? - дерзко спросила Роксолана.
- Ты радуешься?
- Сообщаю вам, моя валиде, так же, как вы сообщили мне о разорении моей несчастной земли.
Кроме ума и дерзости гяурка обладала еще непостижимой хитростью и даром предвидения. Это она разгадала затаенную мысль валиде о возвеличении Ибрагима до сана великого визиря и женитьбе на Хатидже и первая сказала об этом султану. Хотя и знала, что валиде в любое мгновение может уничтожить ее, раскрыв падишаху тайну появления гяурки в его священном гареме, но не боялась ничего! Да и султан, когда его мать однажды намекнула, что могла бы раскрыть ему глаза на происхождение одного слишком дорого для него человека, небрежно отмахнулся и не захотел слушать. Предпочитал жить с закрытыми глазами, слепым, незрячим! Какой позор!
Несколько дней валиде с невероятной осторожностью выведывала через кизляр-агу, кто может быть верным, на кого можно положиться, в чьем сердце пылает чистейший огонь веры и борьбы за веру.
Призвала к себе великого зодчего Коджа Синана, долго и подробно излагала ему свое намерение соорудить в Ускюдари большую джамию своего имени, терпеливо слушала мудрого зодчего, пыталась вообразить себе, как растет ее мечеть - кирпич за кирпичом, камень за камнем, колонна за колонной, надпись за надписью. Все, что делается на века, требует терпения, упорства, времени. Она не жалела времени ни на что. С детства привыкла держать себя в шорах, и как ни рвались из нее необузданные страсти, наследованные от целых поколений диких предков, жестоко загоняла их назад, и лишь черные, запекшиеся губы выдавали ее, выказывали, какие ужасающие пожары полыхают в ней.
Роксолана гостила у падишаха целых два месяца. Принимала вместе с султаном послов. Ездила на охоту. Для этого пришлось учиться держаться на коне, и ей выделили султанского конюха Рустема, который с понурой вежливостью обучал этому искусству сановную всадницу. В те ночи над шумливой Мерич, среди пущ Румелии, под облаками, приплывшими, может, из-за Дуная, зачат был третий сын Роксоланы, которому предназначено было стать ее наибольшей любовью, наибольшей болью, ее смертью.
Когда же прискакали гонцы в столицу и сообщили, что царственная султанша с августейшими детьми вознамерилась вернуться в священную неприступность Баб-ус-сааде, султанская мать велела кизляр-аге собрать ночью самых доверенных. Птичка летела в сеть. Оторванная от султана, теряла свою силу. Сулейман, не имея возле себя своей чаровницы, вынужден будет согласиться на все условия.