Вознесение

— На практике это означает следующее: если вы живете ближе чем в десяти километрах от побережья, немедленно уезжайте. Возьмите запас воды, пищи, медикаментов и постарайтесь подняться как можно выше над уровнем моря, — подытоживает он.

Если британская публика хоть в чем-то похожа на меня прежнюю, новость дойдет до нее не сразу. Поначалу люди просто не поверят, потом начнут бестолково метаться по дому в страхе забыть зубную щетку, собачий корм или еще какую-нибудь ерунду. Когда настает черед Хэриша Модака, он смотрит в камеру со скорбным видом взрослого, которому предстоит разочаровать ребенка.

— Самым страшным последствием надвигающейся катастрофы станет резкое глобальное потепление. Средняя температура вырастет как минимум на четыре градусе. В далеком прошлом Земли такое случалось дважды. Теперь у нас есть все основания верить, что история повторяется. Боюсь, на этот раз события начнутся у нас, в Европе, и до их начала остались считанные часы.

Голос профессора тонет в гуле взволнованных восклицаний. А перед моими глазами встает дом престарелых.

Отец… Когда стена воды со скоростью реактивного самолета врезается в скалы — сразу они рушатся или нет? И сколько времени нужно соленой жидкости, чтобы заполнить легкие старика?

Выдержав паузу, Хэриш Модак продолжает:

— Верить нам или нет — решение за вами. Я и мои коллеги убеждены: каждый человек имеет право знать. Мы предупредили людей, и теперь они вольны поступить так, как считают правильным. Пожелаем им удачи.

Запись пресс-конференции уплывает на задний план, и на фоне беззвучно разевающих рты журналистов возникает лицо ведущей.

— Руководство «Траксорака» решительно опровергло заявления профессора Модака, заявив, что вокруг «Погребенной надежды» не происходит ничего необычного. Власти же назвали предупреждение экологов абсолютно не обоснованным, а доказательства — неубедительными, и приказали общественность сохранять спокойствие. Пока мы ждем заключения нашего главного научного эксперта, ряд видных ученых — Каспар Блатт, Акира Камочи, Валид Хабиби и Ванс Озек — изучили данные, предоставленные группой профессора Модака, и высказались в поддержку массовой эвакуации. По их словам, необъяснимое поведение морских обитателей, наблюдаемое, в частности, у побережья Норвегии, косвенно доказывает тот факт, что нестабильность морского дна может вскоре достичь критической точки.

Бетани, устав от песнопений, тупо смотрит в окно. Впереди уже виднеется ломаная неряшливая линия лондонского предместья. Через мгновение глаза девочки сонно смыкаются.

На спутниковом снимке, который мы рассматривали в доме на холме, Юго-Восточная Англия — выгнутые горбом Норфолк и Суффолк, серо-коричневые кляксы городских агломераций, четкие линии дорог, извилистая кишка Темзы — казалась мифической страной, а ее исчезновение представлялось виртуальным сценарием, сфабрикованным на досуге. Словно попалась кому-то такая вот программа и он подумал: «А сотру-ка я что-нибудь с лица земли». Но теперь, когда мы видим ту же местность в реальном масштабе, сквозь марево, про зрачное и густое, как дрожащее желе; когда мы едем сквозь лес ее высоток, и махины кранов, и торговые центры с облупившимися стенами, — сейчас грядущее бедствие предстает во всей своей непристойности, в сочных голливудских красках: иссеченное дерево, плачущий ребенок, разбитый в щепки дорожный знак. И трупы — болтаются на воде, раздутые, как картофелины. В стародавние времена, думаю я, короли сажали дубовые леса, чтобы через сотню лет превратить их в корабли и уничтожить врагов. Правители знали, что на своем веку не увидят будущей армады, но это их не заботило. Их вела мечта, вера в будущее. А мы? Почему мы, создатели устройств, которые способны пересечь океан, долететь до другой планеты, добраться до центра Земли и убить издалека; мы, расщепившие атом, открывшие антибиотики, научившиеся создавать компьютерные модели, вживлять искусственные сердца, выращивать генно-модифицированные культуры и кататься на лыжах в Дубае, — почему мы не смогли разглядеть даже то, что случится через пять минут после нас?

Гроза промыла воздух, но вонь гниющего белка осталась. Пригрезилось или к этому приторно-трупному букету прибавилась еще одна нота — тухлых яиц?

— «Если меня тут нет, значит, я уже на небе», — читает физик, показывая на бампер машины впереди нас. Слева от нас плещется почерневшая Темза в белых перьях пены. — Включи-ка «Христианский канал», — задумчиво добавляет он.

Набрасываю на Бетани плед и переключаю каналы, пока не набредаю на теледебаты «Богословского клуба». Судя по тому, какими взглядами сверлят друг друга гости программы, речь идет о последних новостях, причем страсти разгорелись нешуточные. Какой-то полный мужчина в хорошо скроенном костюме размахивает Библией перед носом соседа — поджарого проповедника с обветренным, загорелым лицом бродяги.