Вознесение : лучшие военные романы

Тот ловко причалил джип к высокому пандусу, прикрывавшему от выстрелов. Махмуд, крутанувшись на сиденье, словно желая кувыркнуться через плечо, выскочил, открывая командиру дверцу. Басаев из благоухающей теплоты машины шагнул в ночную морозную свежесть, видя, как из второго джипа беззвучно разбегается охрана, занимая позиции по обеим сторонам улицы.

— Кто обороняет дом? — спросил он, притопывая на снегу теплыми толстокожими ботинками. Натягивая на бритую голову форменную кепку, отороченную искусственным мехом, успел почувствовать увлажненным черепом ледяное дуновение ветра.

— Учитель Саликов, — ответил охранник, глядя, как от дома приближается скачущий зайчик света. К ним подбегал человек, еще неразличимый во тьме, пучком лучей подметавший себе дорогу. — Школьная рота Саликова, которая прислала тебе клятву умереть на пороге школы, но не пустить в нее русских.

— Не пустили?

— При штурме школы русские потеряли два бэтээра и двух офицеров-десантников. Много школьников было убито.

— Они сейчас учатся в раю, в медресе, — сказал Басаев, поднося к бороде теплые ладони.

Подбежавший человек оказался маленьким толстяком в кургузой, неловко сидящей куртке, с большим автоматом на спине. Пока он, задыхаясь, докладывал и они в знак приветствия обнимались, прижимались друг к другу щекой, Басаев ощутил запах ядовитого дыма, исходящий от вязаной шапочки Саликова, от его куртки и несвежего белья. Так пахнут горящие помойки, где сгорают пластмассовый мусор и пищевые отходы. Так пахла передовая, пахли уличные бои, сожженная техника, жилые подвалы и места погребений.

— Где ваша школа? — спросил Басаев, чувствуя, что от стен высотной башни из пустых оконных проемов следит за ним множество глаз, вдруг разом загоравшихся зеленым светом ночных животных.

— Там, — указал в сторону русских позиций низкорослый командир. — Сгорела дотла.

— Ты что преподавал?

— Географию.

— Тогда ты знаешь, где расположен Эдем. Напомню — доходишь до штаба русских, кидаешь гранату и оттуда прямо вверх, не сворачивая, — пошутил Басаев, приобнимая командира и похлопывая его по спине, на которой, как костыль с железным прикладом, леденел автомат. — Пойдем посмотрим твою позицию.

Они обходили полуподвальный этаж. Из глубины подвала, едва озаряя бетонные ступени, исходил красноватый трепещущий отблеск. В бетонном подземелье, защищенные от бомб, отдыхали стрелки, горели печурки, варилась еда. Ее дымный запах вместе с отсветами очага достигал позиций. Выложенные кирпичом амбразуры, дощатые настилы, где, приготовленные к стрельбе, лежали заряженные трубы гранатометов, пулеметные гнезда с воронеными стволами, которые вспыхивали под белым лучом фонаря. И повсюду — у огневых точек, на сторожевых постах, у подземных люков, куда в минуты обстрела соскальзывали и укрывались стрелки, — повсюду были детские лица, похудевшие, утомленные, с темными подглазьями, с блестящими живыми глазами, жадно и преданно озиравшими Басаева. Маленькие цепкие руки, перепачканные и замерзшие, крепко сжимали оружие.

— Ну что, волки, рвем глотки русским собакам? — Басаев положил руку на острое худое плечо подростка, которое радостно дрогнуло от прикосновения. — Не сточили клыки?

— Вон какие! — Подросток в пестром шерстяном колпачке смело и весело оскалился, показывая ровный ряд белых зубов. Басаев рассмеялся, увидев на изможденном детском лице этот влажный живой оскал.

— Как кормят? — спросил он, оглядывая обступивших его подростков, не расстававшихся с автоматами.

— Кормят нормально. Матери сегодня из домов принесли, — ответил подросток в пестром колпачке, которого отметил прикосновением Басаев.

— Где твой отец? — Басаев всматривался в лицо подростка, смуглое, с тонкой переносицей, черными густыми бровями. Школьник жадно внимал ему, ожидал наставления и приказа.

— Бомбой убило.

— Мать?

— На рынке ракетой взорвали.

На детском, заостренном от усталости и недоедания лице не было горя, а одно нетерпеливое ожидание. Что скажет ему командующий? Пошлет немедленно в бой или оставит здесь до утра, когда на рассвете начнут стрелять танки и дом задрожит от прямых попаданий?

— Знаю, ваша школа сгорела, — Басаев обернулся к обступившим его подросткам, — но учебники вы захватили с собой. — Он тронул автомат, висящий на узком детском плече. — Пленные русские собаки, их генералы и офицеры, их летчики и артиллеристы, которых я вам отдам, будут строить заново вашу школу. Я приду на первый урок, вручу вам ордена и именные подарки.

Он видел, как засверкали темные глаза, как детские перепачканные кулаки крепче стиснули оружие. Испытал при этом тепло, получив его из преданных детских глаз.

— Пошли наверх, — обратился он к маленькому командиру, который молча и гордо наблюдал за учениками, — осмотрим окрестность.