Вознесение : лучшие военные романы

— Ближе к делу, — сказал человек. — Я подполковник Мартынов Виктор Федорович, замначальника инженерно-саперной службы группировки. У меня есть карты минных полей на стыке полков вдоль Сунжи. Могу показать бреши в кольце блокады, проходы в минных полях, места предполагаемого минирования. Есть участки, слабо прикрытые, с малой концентрацией огневых средств. В течение ближайших дней их предполагается закрыть минными полями. Пока есть время, возможен проход. Если это вам интересно, давайте разговаривать.

— А что, если не секрет, заставляет вас, товарищ подполковник, идти на это? — Адам, почитавший себя за тонкого психолога, всегда старался разглядеть в собеседнике неразличимое ядро, которое каждый был склонен скрывать, помещая его в разноцветное мерцание маскирующих ложных эмоций. Сидящий перед ним человек казался непроницаемым, как железная дверь, сшитая из металлических листов, с заклепками, примитивными засовами и замками. «Тюрьма», — усмехнулся Адам, стараясь заглянуть в смотровой глазок, чтобы узнать, кто содержится в камере, какой узник скрывается за железной склепанной дверью. — Нужда заставила или любовь к нам, чеченцам?

Полковник Пушков, облаченный в гражданское пальто, в тесной кожаной кепке, чувствовал тонкие чуткие щупальца, которые тянутся к нему от чеченца. Стараются проникнуть в сознание, угадать, подсмотреть, подловить. Словно осторожный пульсирующий осьминог со множеством мелких присосок обшаривал его душу. Пушков закрывался угрюмым железным занавесом, которым заслонял свои мысли и чувства, следя за тем, чтобы они не просочились в случайную щель. Горе, которое он испытывал, и было железным занавесом, отделявшим его от чеченца, железной дверью, мешавшей тому проникнуть в его сокровенные цели.

— Нужда заставляет, — глухо ответил он. — Скоро на пенсию, а ни квартиры нет, ни черта. Хоть как-то на этой проклятой войне заработать!

Адам испытал разочарование. Дверной глазок оказался замазанным, внутренность камеры оставалась невидимой. По краткому глухому ответу было невозможно понять, лжет человек, ловко скрывая свои эмоции, или он — туповатый русский мужик, утомленный войной и безденежьем, решивший продать секретную боевую информацию, как продали его самого, послав из общежития в необустроенном гарнизоне прямо сюда, в холодные палатки, под пули и минные взрывы, чтобы после, когда завершится эта нужная политикам бойня, снова вернуть его в общежитие, в гарнизонную тоску и безденежье.

— У вас большая семья? Есть дети?.. — Адам сделал сострадающее, сочувствующее лицо, решив расположить человека своей сердечностью, интеллигентным вниманием. Почувствовал, как что-то глухо ударило внутри человека и тот дрогнул, как вздрагивает от удара броня, останавливая в своей вязкой стальной глубине бронебойный сердечник.

— Есть дети, — ответил Пушков, испытав мгновенную невыносимую боль. Словно оторвался тромб, пролетел сквозь артерию и встал в сердце, и оно начало взбухать, достигая бычьих размеров. Болело, будто в него вонзился осколок стекла. Он испугался, что чеченец разгадает причину его страдания. Но тот, натолкнувшись на глухоту, лишь раздражался, не умея спровоцировать в человеке поток эмоций, в котором бы тот на секунду раскрылся, выдал свою тайну.

— Сколько вы хотите за свой товар? Во что оцениваете свою информацию? — Адам знал этих деморализованных офицеров разложившейся русской армии, готовых за малые деньги торговать секретными сведениями. Раскрывать предполагаемые маршруты колонн. Сообщать сроки и масштабы готовящихся операций. Подставлять под удары гранатометов своих однополчан, с которыми у них не было моральных и профессиональных связей; им было не жалко горящей на дорогах бронетехники, истошно кричащих раненых. Они складывали в свои дешевые чемоданчики и потертые портфели пачки долларов, похожих на огородный салат. Жадно копили добытые на крови соплеменников деньги. Адам презирал их. Но они были драгоценной средой, в которой действовала его разведка, господствовал его изощренный, интеллигентный ум, превосходящий тупых стяжателей.

— За все про все пятьсот тысяч долларов, — был ответ. И ни тени эмоций на тупом и холодном, как наковальня, лице.

— Не много ли? Большие деньги, — усмехнулся Адам и сделал дразнящий жест рукой, словно подбрасывал перед собеседником тугую спрессованную пачку.

— В самый раз. Кое-кому в полку сунуть придется. Не будут смотреть в вашу сторону, когда вы пойдете.