Вознесение

После службы пробираюсь вперед, лавируя между мужчинами, женщинами, подростками в одинаковом безликом ширпотребе, которые стоят группками и оживленно переговариваются, пока дети помладше носятся по торговому центру.

— Добро пожаловать, — говорит Кролл. Придвинув стул, он садится, чтобы быть со мной на одном уровне, и протягивает руку. У него крепкое, уверенное рукопожатие открытого, общительного человека, талантливого оратора, который умеет и слушать. — Приятно видеть новые лица. Вы тут живете неподалеку? Леонард Кролл. — Он по-прежнему сжимает мою ладонь, и я начинаю подозревать, что он так никогда ее и не выпустит. — Для друзей — Лен. Приятно познакомиться.

— А я Пенни.

— Пенни, — повторяет он и, еще раз пожав мою ладонь, отпускает ее на свободу. Мифическую Пенни — закомплексованную, религиозную версию меня из прошлой, доколясочной жизни — я придумала по дороге сюда.

— Ехала мимо, вдруг слышу — музыка. Ну, я и…

— Не удержалась. Старая, но любимая музыка, верно?

— Мелодии детства.

— Как бабушкины пироги, правда? Хотя лучше уж петь, чем объедаться.

— Ваша речь о великой скорби и восхищении произвела на меня впечатление.

В ответ он награждает меня пристальным взглядом и кивком, но не больше. Как странно, когда на чужом лице сияют умом и сочувствием знакомые глаза. Карие глаза Бетани.

— Знаете что, Пенни? Я вижу на вас печать Иисуса.

Как реагировать на подобные заявления — понятия не имею. У меня они вызывают одни подозрения. Неужели он меня раскусил?

— Не уделите мне минутку, после того, как попрощаетесь со всеми? Дело в том, что меня привела к вам не только музыка, — признаюсь я.

Заинтригованный, Леонард Кролл с готовностью распрямляется.

— Конечно, Пенни, какой вопрос. Дайте мне минут десять, — говорит он, подмигивая проходящему мимо мужчине. — Вот выпроводим наших праведников, тогда и поговорим по душам.

Жду в сторонке, пока он жмет руки, перебрасывается шуточками с мужчинами, выслушивает женщин, треплет по щечкам детей. В воздухе витает ощущение праздника.

Минут через пятнадцать мы остаемся одни.

— Ну а теперь, Пенни, рассказывайте.

— Период скорби. Он наступит постепенно или сразу?

— Хороший вопрос, — качает он головой. — Не в бровь, а в глаз. Ну что ж… По правде говоря, кое-кто среди христиан считает, что мы уже живем в скорбные времена. Посмотрите вокруг: эпидемии, природные катаклизмы, глобализация, экономические кризисы, терроризм, атеизм… Знамения, как сказали бы некоторые.

— Думаете, отсчет пошел?

— В минуты уныния — да. А при ближайшем изучении Священного Писания выясняется: совершенные в вере будут спасены до наступления скорби.

— «Вознесены будут…». Вознесутся на небеса.

— Так говорит Библия.

— Надо полагать, вы верите в существование зла?

— Еще бы, — смеется Леонард Кролл. — Если воспринимать Бога всерьез, то и к врагу Его нужно относиться так же. Но прежде всего я верю в добро, в силу Божьей воли и Божьего замысла, невзирая на то, что вокруг творятся ужасные вещи, а Господь, казалось бы, не делает ничего, чтобы их предотвратить. Многих это смущает, и зря. Все мы задаемся вопросами из серии: Боже, почему Ты меня покинул? Бог знает, что делает. У Него свой замысел. Просто мы, Пенни, — вроде муравьев, и наши муравьиные мозги неспособны вместить в себя Божий замысел. Гордыня застит нам глаза. Нам нужно учиться смирению. Только смиренный духом способен принять мысль о том, что всему есть своя причина и нам ее знать необязательно. То, что кажется бессмысленным нам, для него исполнено смысла. Ибо мы смотрим сквозь тусклое стекло, гадательно. — Его лицо омрачается, но уже в следующий миг расплывается в улыбке. — Простите, Пенни. Что-то я увлекся.

— А бывает ли зло врожденное? Все эти разговоры о невинности и пороке — может ли дитя нести в себе зло?

— В нее может вселиться дьявол.

— В нее.

Крошечная заминка. Леонард Кролл едва уловимо подбирается, а его взгляд обращается внутрь.

— Дьявол могуществен, — наконец произносит он тихо, как будто самому себе. Только сейчас на его чертах проявляется отпечаток горя. Горя человека, потерявшего жену и ребенка. — Дьявол хитер. Дьявол зловреден и знает, как сбить праведную душу с истинного пути. — Тут он впивается в меня взглядом, словно ищет ту «печать Бога», которую усмотрел во мне раньше. — А вы, Пенни, что думаете на сей счет?

— Церковь, к которой я принадлежу, не признает… Скажем так, она проповедует добро и полностью игнорирует зло, как будто его и не существует. А я часто задумываюсь: бывает ли одно без другого?