Вознесение

— Ну что, Габриэль Фокс? Утро вечера дряннее, — говорю я зеркалу, заканчивая красить ресницы водостойкой тушью. Беру тюбик помады оттенка «Сладкий поцелуй» («двадцать четыре часа на губах!») и приступаю к Многоступенчатой процедуре сродни обработке корабельного корпуса — слой краски, слой лака. «Дышите глубже. Вдохните горький аромат реальности». Замерев, смотрю на свое отражение и думаю о том, какая же это глупость — ежедневная возня с косметикой, тем более с такой, каждый слой которой нужно сушить по целой минуте. Как сказала проницательная Бетани при первой же Встрече: зачем краситься, если никто, кроме извращенцев, на тебя и не взглянет? «Иди поплавай. А если утонешь, пеняй на себя. Бетани тебя предупреждала».

Десять минут спустя, уже собравшись уходить, я вдруг замечаю, что лампочка на автоответчике все еще подмигивает. Замираю в сомнении. Богатое воображение — Опасная вещь. Всю ночь в моей голове мелькали образы, один реалистичнее другого. Моя выдержка на исходе. Услышь я сейчас голос физика, двадцати заплывов уже не хватит на то, чтобы сжиться с мыслью об этой новой его интонации — тревожной, виноватой и взволнованной одновременно, — результате сокращений внутренних мышц другой женщины вокруг его члена.

Жму на «пуск».

— В прошлый раз я не успела договорить, — выпаливает Джой Маккоуни. Я готова ее расцеловать. — Муж думает, я сошла с ума. Но это неправда. Мне нужно с вами повидаться. Я обязана вас предупредить. — Диктует номер мобильного. — Позвоните, хорошо? Вы должны знать, на что способна Бетани. Ваше мнение о ней сильно изменится.

Перед глазами встает та сцена, когда Джой обернулась в дверях ресторана. Бледное лицо, как одноразовая тарелка: пустое и честное. «Она не просто предсказывает беды! Она их насылает».

Если завтра Хедпорт обезлюдеет, фаворитом в ботанической гонке станет эвкалипт шаровидный — дерево, которое уже заявило свои права на безраздельное владычество в местном парке, где я предложила Джой встретиться. Ветер колышет серебристо-зеленые кроны, усыпая дорожки узкими язычками листьев. При известной спешке я добираюсь сюда за девять минут. Сегодня мне хватает семи.

Мой путь лежит через мостик над сонным ручейком, берега которого заросли облетающими уже камышами. Морской ветер теребит их головки, разносит ватную требуху. Приметив нелепую женскую фигуру, примостившуюся на самой верхушке пирамиды-паутинки посреди огороженной детской площадки, направляюсь туда. Светло-рыжие волосы блестят на солнце. Джой похожа на одинокий маяк. Пока я вожусь с воротцами, она машет Рукой и спускается с осторожностью, которая приводит меня в недоумение: зачем она вообще туда полезла? Поверхность площадки покрыта синтетиком, почувствовав, как приятно пружинят колеса, заношу это ощущение в свой тайный список крохотных радостей, которыми жизнь компенсирует все остальное дерьмо.

— Я часто привожу сюда детей, — говорит Джой и, преодолев последние метры, садится на нижнюю перекладину, лицом ко мне. Руки она не протягивает, и слава богу. По неким причинам психологического свойства я предпочла бы не снимать перчаток. — Трое, — отвечает она, не дожидаясь вопроса. — Две девочки и мальчик.

На ней джинсы, защитного цвета футболка, массивные ботинки. Как будто она собралась в джунгли — Джейн двадцать первого века.

— Мне нужно поддерживать форму, — продолжает она. — Ради детей. Ронану всего семь. Витамины, здоровая пища, минимум стресса.

Рыжие пряди колышутся над плечами, сияя неземным светом, который перечеркивает воинскую экипировку. Лицо с его неброской красотой мертвенно-бледно. За исключением двух мамаш и их ясельного возраста отпрысков у песочницы и маячащей вдалеке одинокой фигуры собачника, парк пуст.

— Я тут на две минутки. Пришлось улизнуть. Ник не виноват. Он думает, что поступает правильно. Защищает меня от себя самой и все такое. Он не понимает. — Слова льются сплошным потоком, как у девочки-подростка, которая спешит поделиться с подружкой. — Мой муж из породы тех людей, которые пока сами не увидят, не поверят. А увидев, тут же прячут голову в песок.

Болезнь психологов: машинально анализировать всех и вся.

— Итак, Джой. Расскажите мне, что вас гложет. — Как же я ненавижу этот жаргон! И как трудно без него обойтись. Представляю, как расфыркалась бы Бетани.

— Когда я еще работала в Оксмите, она приставала ко мне с одной просьбой. Я отказалась. За что и поплатилась. И буду расплачиваться до конца своих дней.

Парк был моей идеей, а детскую площадку предложила она. Любопытно: регрессия как защитный механизм. Джой явно пребывает в своем мире — в мире, который отстоит так далеко от отправной точки, что проделанный ею путь вызывает не только удивление, но и уважение.