Просмотрев сотни страниц с результатами поиска, натыкаюсь на снимок, один вид которого заставляет меня вздрогнуть. Это фотография геопалеонтолога, эксперта по так называемому ПТМ, на счету которой множество работ, посвященных анализу фораминифер — ископаемого планктона, найденного в пробах океанического грунта. Толстая куртка, красная вязаная шапочка. В протянутой руке — большой комок белого вещества, похожего на снег. Снежок охвачен огнем — чистое оранжевое пламя с голубоватым контуром. Подпись под снимком гласит: «Замороженный метан также называют “горящим льдом”». Шерстяная шапочка, из-под которой выглядывают светлые пряди, частично скрывает левую половину лица, и тем не менее ясно — геопалеонтолог взирает на пылающий белый комок с восторгом, как будто она в него влюблена.
Ее зовут Кристин. Доктор Кристин Йонсдоттир. Родом из Исландии.
В тех редких случаях, когда я думаю об Исландии, на ум приходят гейзеры, обвалы финансовых рынков и рыбопромышленные кризисы. Теперь же к этим ассоциациям добавится еще одна, и весьма яркая.
Потому что блондинка по имени Кристин Йонсдоттир — кандидат наук, специалист по доисторической начинке морского дна — телосложением, наклоном головы, и в особенности парой стройных ног, очень напоминает одну мою недавнюю знакомую.
Поднеся к губам чашку, замечаю, что у меня трясутся руки. Прижимаю ладони к столу и жду, пока уймется дрожь. «Не знаешь, как быть, — займись чем-нибудь полезным». Возвращаюсь к поиску, на этот раз сосредоточив внимание на личном. Для начала просматриваю краткую биографию и выясняю, что объект моей пылающей ненависти — исландка, обладательница двух дипломов с отличием: Эдинбургского университета и еще одного, в Рейкьявике. Работала в США, Южной Африке, Индонезии, Намибии и России.
Вывод: высокий уровень интеллекта плюс неукротимое честолюбие.
В тот вечер, когда судьба свела меня с доктором Фрейзером Мелвилем, он, утирая лицо салфеткой, вышел из душного банкетного зала отеля «Армада». Заметил мой безуспешные попытки дотянуться до списка гостей. Подошел и помог. Невинное стечение обстоятельств: вот он, ученый, с которым можно обсудить историю Бетани. Мы сбежали с приема, решив поужинать в тишине и спокойствии. Я рассказала ему о Бетани. Потом их познакомила. Но быть может, он уже слышал о моей пациентке и подстроил нашу встречу, чтобы на нее выйти?
А может, на банкет его послала любовница, Кристин Йонсдоттир?
Пробегаю глазами список ее публикаций, которые включают столь увлекательные труды, как «Влияние абиотических факторов на эволюцию планктона в кайнозойскую эру», «Биогеографическая седиментология и хемостратиграфия секвенций третьего порядка в пере — отложенных карбонатах», «Восстановление численности известкового планктона после мел-палеогенового вымирания» и «Гранулометрическое распределение форами — нифер в голоценовых планктонных отложениях». Ее научные интересы сформулированы как «фораминиферы и их роль в круговороте углерода, уровень кислотности Мирового океана как ключевой показатель в изучении криптических видов и восстановление экосистем в посткатастрофические периоды». Половину слов я вижу впервые в жизни, и что именно искать, тоже не знаю, поэтому мой следующий шаг, наверное, естественен: распечатав одну из статей Кристин Йонсдоттир (из журнала «Микропалеонтология сегодня») и продравшись сквозь четыре набранные мелким шрифтом страницы с перечислением ловушек, подстерегающих исследователя осадочных пород я решаю взять быка за рога.
Контактные данные исландки я узнаю в два счета благодаря дружелюбному коллеге, ответившему на мой звонок в рейкьявикскую лабораторию. Он сообщает, что доктор Йонсдоттир в данный момент находится в Великобритании. Да, разумеется, он даст мне номер ее мобильного телефона. Просит передать ей привет. Обещаю, что не забуду.
Кристин Йонсдоттир отвечает после четвертого гудка. Связь неважная. Моя собеседница что-то спрашивает по-исландски. Я вежливо приношу свои извинения — не затруднит ли ее переключиться на английский? — и представляюсь: Габриэль Фокс, знакомая Фрейзера Мелвиля.
Увы, удержать инициативу мне не суждено. Акцент Кристин Йонсдоттир мелодичен, голос мягок и полон сожаления.
— Простите, Габриэль. Я знаю, кто вы такая. Фрейзер о вас рассказывал. Мне нечего вам сказать.
— Но я хотела бы выяснить…
В ответ раздается лаконичное:
— Извините, Габриэль. Всего доброго.
Короткие гудки. Кровь бросается мне в лицо. Снова набираю номер — телефон абонента выключен. Такой униженной я не чувствовала себя никогда.
Впрочем, к унижению примешиваются и другие чувства. Потому что какая-то часть моей души, упорно не желающая умирать, тянет меня в те края, вернуться в которые я и не чаяла.