Вознесенский. Я тебя никогда не забуду

Нельзя согласиться и с другой придуманной Б. Сарновым, но звучащей отнюдь не ново формулировкой: «Поэзия на время перестала быть тем, чем она была всегда, – чутким барометром, безошибочно отзывающимся на малейшие изменения общественного «атмосферного давления». Опять передержка: подчеркивается одна, притом не главная сторона поэзии. Не пассивным инструментом метеоролога, а активным участником жизни и борьбы всегда была наша поэзия!

Когда Б. Сарнов цитирует Белинского, у него все получается умно и правильно. Но ведь Белинский прежде всего говорит о поэте как о гражданине. И жаль, что Б. Сарнов не делает в своей статье ни малейшей попытки посмотреть на современную поэзию и на привлекших его внимание авторов именно с гражданственных, общественных позиций. Наоборот, он предлагает какую-то свою эстетскую «поэзию внутреннего употребления»!

У Е. Евтушенко и А. Вознесенского немало стихов неудачных, путаных. Но Б. Сарнову не нравятся именно те стихи, которые не подходят для его «внутреннего употребления». И чтобы оглупить, ошельмовать их творчество в глазах читателей, критик обрушивается на самих читателей – прежде всего ссылаясь на Бенедиктова, которым публика увлекалась, пока не выступил Белинский.

Не будем пока выяснять, кто тут Бенедиктов, а кто – Белинский. Важнее другое: вправе ли критик ставить знак равенства между читателями стихов времен Бенедиктова и сегодняшними читателями? Мне думается, сегодняшние читатели стихов – это не те дворянские барышни и малограмотные мещане, у которых пользовались большой популярностью бенедиктовские сочинения. Сегодняшние читатели стихов – люди высокообразованные, владеющие сложными современными специальностями, знающие о достижениях науки, техники, культуры, хорошо разбирающиеся и в жизни, и в литературе.

Почти не касаясь идейного содержания стихов Е. Евтушенко и А. Вознесенского, Б. Сарнов судит о них только с точки зрения узко понимаемого мастерства. Но и тут его рассуждения – чисто вкусовые, случайные и необоснованные. Вот один пример. Критик жалуется, что его раздражают созвучия в стихах А. Вознесенского:

… И, точно тенор – анемоны,
Я анонимки получал…

«Почему анемоны, а не астры, например? Ах да: «анемоны – анонимки»… И сразу хочется оборвать, как обрывал Станиславский актера…»

Вот образец сарновских рассуждений. Но нам тоже хочется оборвать увлекшегося критика: «Погодите, товарищ, вы еще – не Станиславский!» Анемоны – анонимки – это необходимые поэтические средства, это краски, которыми пользуется художник слова. Без них стих становится бледным и вялым. Прочтите об этом хотя бы в статье В. Маяковского «Как делать стихи», а уж потом беритесь «обрывать».

Ведь вот как щедро, например, использует сам народ в своем творчестве, в частушках, созвучия и аллитерации:

Сердце так, сердце ток,
Сердце так и токает.
Мой миленок в РТС
Токарем работает…

Почему же не пользоваться аллитерациями поэту, если стих от этого становится ярче, звучнее, легче запоминается?

В чем же тут дело? Почему все не устраивает и раздражает критика? Вероятно, читателю да и критикуемым поэтам захочется узнать, кто их судит и поучает? И это не пустой вопрос.

Со времен Белинского мы привыкли видеть в критике прежде всего общественного деятеля, борца не только за высокую литературу, но и за прекрасную справедливую жизнь.

Однако ни в одной из опубликованных своих статей (а их за последнее время появилось в печати немало) Б. Сарнов даже не пытается говорить о современной поэзии с точки зрения общественной, трудовой или политической жизни страны. Его не занимает и не волнует ни село, ни город, ни флот, ни армия, ни целина, ни наука, ни пенсионеры, ни пионеры. Сам он ни разу не выбрался хотя бы в «творческую командировку», чтобы познакомиться с жизнью.

И вот он очень категорично и безапелляционно судит и об авторах книг, и об их созданных в трудах и поисках произведениях… С легкостью рассуждает он о стиле и об интонации, о ритмах и рифмах, густо рассыпает в тексте афоризмы, почерпнутые из сборника «Крылатые слова»…

И при этом его совершенно не заботит, что главный вопрос в оценке любого литературного произведения – соответствие правде жизни. Видимо, судить об этом ему не под силу. Таким образом, Б. Сарнов предстает перед читателями в качестве этакого «дегустатора поэтических вин». Но вкус у «дегустатора» очень сомнительный…

Критик позволяет себе некоторые «запрещенные приемы». Не для пользы поэзии сталкивает он лбами молодых поэтов с избранными им корифеями. Кроме того, полемизируя с читателями и отстаивая свою точку зрения на страницах «Московского комсомольца» или «Литературной газеты», Бенедикт Сарнов то появится перед нами в лице Сарнова, то (в соавторстве с другим критиком) в лице Ст. Бенедиктова. Этично ли спорить и защищать себя под разными фамилиями? Жаль, что нет Белинского на этого новоявленного Бенедиктова!