Возникновение и устройство инквизиции

На суде Тулузской инквизиции в 1310 году об одном из наставников ереси было сказано, что он ни за какие блага мира не коснется женщины; при рассмотрении другого дела одна женщина показала, что ее отец, после того как над ним была совершена еретификация (так инквизиция называла посвящение в катары), запретил ей прикасаться к нему, и она не нарушала этого запрещения даже у его смертного одра. Аскетизм катаров доходил до полного запрета на употребление в пищу всего, что имеет животное происхождение, — мяса, яиц и молока; исключение делалось только для рыбы. Осуждение брака, запрещение мяса и отрицание клятвы были главными внешними признаками, на которых позже основывалась инквизиция при привлечении их к суду. В 1229 году два видных тосканских катара публично в присутствии папы Григория IX отреклись от своих заблуждений; через два дня они торжественно засвидетельствовали искренность своего обращения, вкусив мяса перед собранием епископов, что и отмечено в официальном протоколе.

Вскоре после основания инквизиции один из обвиняемых, защищаясь пред ее судом в Тулузе, сказал: «Я не еретик, так как имею жену, сплю с ней, имею детей, ем мясо, лгу, клянусь; таким образом, я верующий христианин». Катары, повешенные в Госларе в 1052 году, даже у виселицы отказались зарезать цыпленка; в XIII веке это испытание считалось верным средством узнать еретика. Вообще же инквизиторы не тратили времени на поиск свидетельств в подтверждение заведомо ложных преступлений «Если вы спросите еретиков, — пишет св. Бернар, — то окажется, что они самые лучшие христиане; в речах их вы не найдете ничего предосудительного, а дела их не расходятся со словами. Согласно своему нравственному учению, они никого не обманывают, никого не притесняют, никого не бьют; щеки их бледные от постоянных постов, они не сидят сложа руки и трудами снискивают себе хлеб». Действительно, катары в большинстве были трудолюбивыми работниками; во Франции они были известны как «ткачи», так как ересь особенно сильно распространилась среди представителей этого ремесленного цеха — монотонное занятие давало ткачам много свободного времени для размышлений.

Хотя масса катаров и была необразованна, их наставники являлись сведущими богословами, и у них была богатая народная литература, бесследно погибшая, за исключением перевода Нового Завета и краткого служебника. По всей вероятности, катары уже в 1178 году имели переводы Нового Завета на народные языки; под этим годом записан диспут в Тулузе кардинала-легата с двумя катарскими епископами, совершенно не знавшими латинского языка, но очень начитанными в Священном Писании. Формула исповеди, которую они приносили в своих собраниях, показывает, насколько строго умели они подавлять суетность мысли и слова.

Не было ничего привлекательного в учении катаров для людей чувственных, скорее, оно должно было отталкивать их, и если катаризм смог распространиться с поразительной быстротой, то объяснение этому нужно искать в недовольстве, которое в народных массах вызывала церковь. Хотя аскетизм, возводимый катарами в закон, и был совершенно неприменим в действительной жизни огромной массы людей, но нравственная сторона этого учения была поистине удивительна, и в общем основные его положения соблюдались в жизни строго. Люди, остававшиеся верными церкви, с чувством стыда и сожаления сознавались, что в этом отношении еретики стояли много выше их. Но с другой стороны, осуждение брака, учение, что сношение между мужчиной и женщиной равносильно преступлению, и другие подобные преувеличения вызывали толки, что кровосмешение среди еретиков — обычное явление; рассказывались небывалые истории о ночных оргиях, на которых люди предавались свальному греху; а если после этого рождался ребенок, то его будто бы держали над огнем, пока он не испускал дух, а потом из его тела делали адские дары, обладавшие такой силой, что всякий, вкусивший их, не мог более выйти из секты.

До нас дошло много подобных россказней, которые пускались в обращение с очевидной целью возбудить против еретиков народную ненависть; но не надо забывать, что инквизиторы, то есть люди, знавшие лучше всех правду о еретиках, всегда утверждали, что все рассказы о тайном разврате катаров — пустая выдумка. Во многих сотнях судебных отчетов и приговоров нет даже намека на это — кроме нескольких следственных дел, которые вел в 1387 году инквизитор фра Антонио Секко в альпийских долинах.