Вот нам удивительная вещь: как моя мысль была неуклюжа, медлительна, прерывиста на поверхности стародавнего безумия! Она, как черепаха, еле передвигающаяся, прячущая голову в панцирь при первой опасности. Вопрошала мысль у невозможностей, часто бранила судьбу, сомневаясь. Так судачила она: "Зачем и сколько влачить свою неуклюжесть?!" Вот видит она другого мысль (такую же черепаху) и, усмехаясь, даже не приветствует её, и ползет себе дальше. Этой моей мысли душно: жара на континенте безумия - беспощадная вещь, которая палит без разбора, всё обращая в пустынные пески, пески зыбучие и коварные. Мысль хорошо знает пески, оттого крайне осторожна. Но устает всякая мысль от осторожностей! "Пески, пески... доколе вам ещё поджариваться на зное красочном, беспощадном?" - вопрошает мысль и ползет, переваливаясь. Но есть то, в чем эта мысль удивительно бодра и грациозна! Давно-давно она проторила дорогу себе к морю тоски. Какое-то знамение привело однажды её к волнующей стихии! И запомнила она, эта домашняя черепаха, поистине спасение от убедительного и чудовищного жара. И теперь, покорячившись и устав от уродства неземного, она спешит окунуть свое
Однажды удивительная черепаха беззаботно порхала на водах соленого моря... Её тоскливой крайности не существовало предела! Она то высовывала голову, чтобы полюбоваться небом, то, сосчитав белесые облака, погружалась стремительно и зрила черную водяную бездну. И да, этот день настал! Моя питомица совсем забылась, и потеряла из виду роковую пустыню. Ее зазнобило и затрясло: она осталась наедине... с тоскливым океаном! Поистине, в ней проснулся невероятный избыток сил! Она рванулась невообразимо в какую-то сторону и про себя ругала свою неосмотрительность; погружалась на бешеной скорости в бездну, но тут же стремилась к поверхности! На миг отрываясь от водяной глади, вновь окуналась в темную, но похолодевшую изрядно, неизвестность; и на огромных скоростях врезалась по-новому в воздушное пространство!.. Тут мысль поняла, что она уже не черепаха!.. Опомнившись, она опознала свои новые размеры и возможности. Спустя некоторое время был ощупан крайне убедительный вывод о том, что её тело - дельфин! Засмеялась, и даже не скромно, и впервые забыла о тоскливом море; и принялась гоняться за рыбками пестрыми, пока еще не ради пропитания, а так, играясь...
Как распрекрасно это волнующее, живое море! На первый взгляд, до глубин неподвижное, но как бы правильное и решительное. Сколько здесь красочного и живого, хищнического, прячущегося и затаившегося! Это рожденный мир для поэтов, для заботы, для восхвалений хотя бы за то, что все это существует! Вот плывет себе красочная рыба. Посмотрите на нее, на эту сознательную ищейку, заглядывает она под каждую водоросль, наслаждается своей "глубиной", что позволяет ей ловить на себя лучики южного, яркого, солнца, и занимается далее своим неведением. А посмотрите на эти невообразимые стаи! на стаи селедок, передвигающиеся, как они думают, куда захотят. Меняют то и дело они, эти озабоченные сельди, свои направления удивительно стремительно, только стоит им
По-доброму отвратительны придонные рыбы-хищники,
Однажды, всплыв где-то в изумрудном, прозрачном море, мысль-дельфин признала точку, болтающуюся на нежных волнах. Мысль устремилась к неведомому. Точка оказалась лодочкой, выдолбленной из ценной породы дерева; очень скромная такая лодочка. Качался же в ней некий человек, назвавший себя "странником в мореплавании". Как же причудлив он оказался! как занимателен!
-Всплыл на погибель себе ты, дельфин! К ловцу, к ловцу непросто ищущих попался ты в снасть, которой не существует!
Так - обрадовано и немного торжественно - заявил странник, сидящий в лодке, что рассмеялась моя мысль, сочтя такое заявление - доброю шуткою...