Возникновение замысла

– Вы что, верите в существование духов?

– А вы нет?

Я не нашел, что ответить.

– Я убежден – нет надобности истово верить в духов. Но если переиначить эту фразу, выходит, что я так же убежден, что нет надобности и не верить в них. Отчасти запутанно, но вы, надеюсь, поняли, что я хотел этим сказать?

– Смутно, – ответил я.

Мэнсики взял лежавшую перед кумирней погремушку и несколько раз потряс ею.

– Вот так же, вероятно, звонил в нее, повторяя нескончаемые сутры, монах, пока не испустил дух в том подземелье. Одиноко, в кромешной темноте, на дне замурованного склепа, погребенный под тяжелой крышкой. К тому же наверняка – и тайно. Что это был за монах, неизвестно. Почтенный аскет или простой фанатик. Кто-то затем навалил сверху курган из камней. Что было дальше, остается только гадать, но почему-то люди совершенно забыли о монахе, добровольно превратившемся в мумию. И вот случилось мощное землетрясение, курган просел, став грудой обычных камней. Отдельные районы в окрестностях Одавары изрядно пострадали от Великого землетрясения Канто[30] – возможно, тогда это и произошло. И все забылось.

– Если все так и было, то куда подевался монах? Точнее, его мумия?

Мэнсики пожал плечами.

– Не знаю. Может, со временем кто-то его откопал и похитил?

– Что, разгреб всю эту груду камней, а затем уложил их на прежнее место? – возразил я. – И кто тогда звонил в погремушку вчера посреди ночи?

Мэнсики опять лишь покачал головой. Затем слегка улыбнулся.

– Выходит, мы пригнали сюда всю эту технику, разгребли гору камней, сдвинули тяжелую крышку и в результате выяснили наверняка, что не знаем ничего. И всех трофеев – лишь эта древняя погремушка?

Как бы тщательно ни изучали мы этот каменный склеп – поняли, что ничего особенного в нем нет. Просто округлый колодец два восемьдесят в глубину и метр восемьдесят в диаметре (работники сделали замер для отчета), окруженный старинной каменной кладкой. Экскаватор загнали в грузовик, работники собрали инструмент и оборудование. Остались только открытая яма и металлическая лестница. Лестницу любезно оставил бригадир. Чтобы никто случайно не упал в эту яму, ее застелили толстыми досками. А чтобы те не снесло сильным ветром, сверху положили несколько тяжелых камней. Прежняя решетчатая крышка из дерева оказалась неподъемной, так что ее оставили лежать на земле, лишь накрыв полиэтиленовым тентом.

Напоследок Мэнсики наказал бригадиру помалкивать об этой работе. Он объяснил, что место они разрыли археологически значимое, и до публикации научной работы к нему лучше не привлекать внимание посторонних.

– Вас понял. Все, что здесь было, останется между нами. Своим тоже накажу, чтобы держали язык за зубами, – заверил бригадир.

Не стало машин и людей, все вокруг наполнилось привычной тишиной, и только перекопанный клочок земли болезненно зиял, напоминая не зарубцевавшуюся после сложной операции рану. Еще вчера густые заросли мискантуса теперь были беспощадно вытоптаны, и на темной влажной земле – стежки от гусениц «катерпиллера». Дождь прекратился, однако небо все еще скрывалось за сплошным слоем серых туч.

Глядя на свежую гору камней по соседству, я не мог отделаться от мысли: Не стоило нам все это делать. Лучше бы все оставалось как есть. Но с другой стороны, вне сомнения, мы должны были это сделать. Ведь я не мог ночь за ночью терпеть тот непонятный звук. Хотя, если б я не встретил Мэнсики, вряд ли когда-либо смог раскопать этот склеп в одиночку. Все это стало возможным благодаря тому, что Мэнсики нанял рабочих и взял на себя расходы (понятия не имею, сколько).

Однако действительно ли все произошло случайно: и наше с Мэнсики знакомство, и, в результате, такая важная находка? Неужели простое стечение обстоятельств? Слишком уж складная история? Кто знает, может, либретто было заготовлено заранее. Терзаемый сомнениями, я вернулся в дом вместе с Мэнсики. Тот держал откопанную погремушку, которую не выпускал из рук, пока мы шли. Будто пытался прочесть какое-то послание на ощупь.

Едва мы вернулись в дом, Мэнсики поинтересовался:

– Куда положим эту погремушку?

И правда, куда? Я не мог себе даже представить и потому решил пока что отнести ее в мастерскую. Мне не хотелось держать в доме эту неведомую вещицу – но и выставить ее на улицу я тоже не мог. Может статься, мне в руки попал одухотворенный буддистский предмет. Обращаться с ним как попало не подобает. Потому я и решил занести его в мастерскую – отдельную часть дома – так сказать, на нейтральную территорию. Освободил место на полке и положил туда – рядом с кружкой, наполненной кистями, погремушка выглядела неким особым инструментом для рисования.

– Странный выдался день, – произнес Мэнсики.

– Извините, что отнял его у вас, – ответил я.

– Не стоит, о чем вы? Мне было очень интересно, – сказал тот. – К тому же, возможно, это еще не конец.

Выражение лица у Мэнсики было странным, будто он всматривается в даль.

– В смысле – случится что-то еще? – спросил я.

Мэнсики ответил, подбирая слова: