Возникший волею Петра. История Санкт-Петербурга с древних времен до середины XVIII века

Книги библиотеки герцога Курляндского были привезены не в Летний дворец, а сложены в Петропавловской крепости. Следовательно, уже в 1716 г. служебные помещения Летнего дворца были заполнены и места для новых книг там не хватало. Приходилось думать о новом здании для библиотеки. Положение осложнилось тем, что Петр решил сделать библиотеку и музей (Кунсткамеру) единым учреждением. И если для книг какое-то помещение все же имелось, то экспонаты музея размещать было негде.

Когда в 1716 г. прибыли из Копенгагена для музея «всякие раритеты», Шумахер, которому было поручено «смотрение» но только за библиотекой, но и за Кунсткамерой, оказался в затруднительном положении: 4 сентября он просил отвести для хранения экспонатов «две коморки». Как был разрешен вопрос, мы не знаем. Возможно, что привезенные вещи, так же как и другие экспонаты, за недостатком помещения находились в доме Р. Арескина. В 1718 г., после казни одного из главных приверженцев царевича Алексея Петровича А. В. Кикина, на левом берегу Невы против Охты был конфискован каменный дом, так называемые Кикины палаты, и Петр распорядился перевести туда библиотеку и Кунсткамеру.

Впервые книжные фонды были собраны в одном помещении, расставлены в определенном порядке. Появилась возможность открыть Библиотеку для посетителей, установив для этого специальные дни. Библиотека сделалась публичной, что невозможно было осуществить раньше, поскольку доступ в дворцовые помещения не был свободен для всех. Следует иметь в виду, что в Кикины палаты была переведена лишь часть книг из Библиотеки, так как те из них, которые находились в постоянном пользовании Петра, остались в дворцовых помещениях.

В 1718 г. библиотека пополнилась двумя крупными книжными собраниями — Виниуса и Питкейрна.

Количество книг в библиотеке приближалось уже к 10 000 томов. Однако Петр не считал собирание книг для новой библиотеки законченным. В 1721 г. он послал Шумахера за границу. Была составлена инструкция «Пункты о том, что библиотекарю Шумахеру чрез путешествие ево в Германии, Франции, Англии, Голландии учинить», в которой между прочим значилось: «Смотреть ему знатнейшие библиотеки, какою матерею они учреждены и соблюдаются, а паче ему надлежит о новых и самолучших книгах уведомляться и спрашивать где-либо изрядная и совершенная библиотека обретается». Шумахеру поручалось ознакомиться с организацией зарубежных библиотек для использования их опыта в России и приобрести новые книги.

Вернувшись в 1722 г. в Россию, Шумахер подал Петру подробный отчет о своей поездке.

Поездка Шумахера содействовала, по-видимому, более регулярному пополнению библиотеки Академии наук иностранными книгами. «В 1723 году начали выписывать книги из Голландии, из коих многие дошли сюда и в тамошнем переплете. Сие продолжалось до 1728 года, и число оных накопилось до тысячи». Отношения, установленные Шумахером с голландским «славным и искусным» книготорговцем Васенбергом, очевидно, дали свои плоды.

В среднем в год закупалось по 117 томов, причем эта цифра имела явную тенденцию к повышению. Среди закупленных книг было много исторических.

О приобретении библиотекой Академии наук книг за границей стало широко известно в Европе, и некоторые владельцы библиотек сами предлагали ей свои книги.

В 1723 г. был отдан под суд вице-канцлер П. П. Шафиров и имущество его конфисковано. У Шафирова имелось довольно большое собрание книг, которые Петр распорядился отдать в библиотеку.

К концу 1725 г., т. е. к тому времени, когда начала функционировать Академия наук и императорская библиотека стала выполнять новые для нее функции — обслуживание академиков, эта библиотека была уже крупным книгохранилищем.

Кто же были читатели библиотеки? В архиве Академии наук сохранился журнал записи книг, выданных в 1724—1725 гг. При выдаче книг в журнале проставлялись следующие данные: дата выдачи, кому и какие именно книги выданы. При возвращении книг записанное в журнале зачеркивалось или делалась соответствующая отметка. Журнал велся разными людьми и очень неряшливо, что говорит о том, что учету выданных книг не придавалось должного значения. Некоторые записи сделаны настолько неразборчиво, что расшифровать их почти невозможно.