Возраст не помеха

Метрах в двухстах от банка нас и правда встретили. Меня сразу попросили пройти за каким-то сержантом, который молча указал направление. Ясно, в штаб поведут. Не успев переброситься и парой слов, началось нездоровое действие. Со стороны банка раздалась очередь, за ней еще одна, и еще. Грохнула граната, приглушенно так, тихо, внутри взорвали, понятно. Я разглядывал здание и вспышки автоматных очередей как-то зачарованно, не сразу понял, что рядом все лежат. Тот сержант, за которым я должен был идти, лежал раскинув руки в стороны, медик на животе, и непонятно, жив или нет. Кто-то из раненых стонет, но не встает, даже не говорит ничего. Я как мудак стоял и смотрел, не в силах даже подумать, просто отключилась голова и все.

Удар в живот был сильным. Мое легкое, худое тело вдруг оторвало от земли, и, кажется, я даже увидел себя летящим спиной вперед. Боли не было, я просто увидел перед собой темноту и отключился.

«И что теперь? Умер? Опять куда-то переместился? А черт его знает…»

– Аккуратнее, аккуратнее, сказал! – пробивающийся ко мне в уши голос доносился словно через подушку, но с каждой секундой становился все громче.

– О-о-ох! – выдохнул я и попытался руками ощупать живот. Боль пришла, тупая, как будто мне палкой ткнули куда-то в район пупка.

– Очнулся, малец? – донесся прежний голос, тот, что и привел меня в чувство.

Глаза были открыты, и наконец-то я смог их сфокусировать на том, кто стоял надо мной на коленях. Солдат какой-то, в шапке зимней, с маленькой звездочкой, почти незаметной из-за грязи. Да, помню, были тут бойцы, кто уже зимние шапки носил, так-то еще не очень холодно, лишь по ночам.

– Вы кто? – выдавил я из себя, чувствуя вновь подходящую к горлу тошноту. Вот же, чем блевать-то, уж столько из меня вышло, что казалось нечем уже, а позывы есть.

– Да ты в рубашке родился, малец! – солдат что-то поднял с земли, и я разглядел немецкие подсумки для автоматных магазинов. – Магазин в щепки, пуля в нем застряла, бывает же такое!

Видимо, бывает, да и раньше о таком читал, случаются чудеса все же. Поймал, выходит, пулю на излете, скорее всего, автоматную, винтовочная пробила бы как пить дать. Но вот удар в живот был очень сильным, даже с ног сбил и сознание выключил.

– Ага, в бронерубашке, – попытался схохмить я. – Странно, что пуля одна, стреляли-то вроде очередями…

– Из винтовки очередями не стреляют, – оборвал меня солдат, – один выстрел, одна и пуля.

– Так там что, винтовочная застряла? – охренел я. Ё-мое… Да тут до здания всего метров сто пятьдесят, может чуть больше, да она меня насквозь пробить должна была!

– Вот и говорю, везунчик ты. Всем досталось, двоих наповал, трое раненых, а ты цел. Чудеса! Никогда такого не видел.

А уж я тем более.

– Как там? – я указал на здание банка.

– Стреляют, – лаконично ответил боец, – люди туда все идут и идут, нормально там, думаю, удержим.

Я как-то даже успокоился и закрыл глаза. Хотелось просто полежать и ничего не делать, даже не шевелиться. Убитый недавно сержант говорил, что меня нужно срочно доставить в штаб…

– Где у вас командиры? – спросил я того же бойца, а указав на сержанта, добавил про штаб.

– Сейчас раненых понесут, вон, вижу, уже тащат, с ними иди, сможешь встать-то?

Я кивнул, попытавшись встать. Рухнул обратно на землю, даже не выпрямившись. Ноги были ватными и не держали, такая слабость накатила. Живот болит, от удара пули куда-то в пах отдает. Нехило меня приложило, до сих пор не могу осознать, что чудом жив остался.

Четверо бойцов, разной степени потрепанности, тащили раненых на берег, к переправам. Меня, поддерживая под руку, вели туда же. Ранен я не был, но удар пули оказался все же сильным для моего тела и нутро болело.

Возле лодок, на берегу, было пока тихо, немцы хаотично обстреливали саму Волгу, меня перехватили и потащили куда-то к штольням.

– Молодец, сынок! – встретил меня неизвестный мне полковник.

В блиндаже было сильно накурено и шла бойкая беседа. Люди суетились, сновали туда-сюда без конца, рядовые и командиры в различных званиях. Я поглядывал вокруг себя, до сих пор морщась от неприятных ощущений после попадания пули. Меня хвалили, даже кто-то заявил о представлении к награде, но я воспринимал все как в тумане.

– Комдив тринадцатой просил доставить мальчугана к нему. Акимцев! – из всей словесной каши вокруг я вычленил только слова обо мне.

– Да, товарищ майор? – к столу радиоузла подбежал молодой лейтенант, высокий как столб, ему приходилось здорово наклонять голову, чтобы ни за что не задеть.

– Возьми двух бойцов и сопроводишь парня к Родимцеву. Чтоб волос с головы не упал, понял? Отвечаешь за него головой!

О как. Меня как генерала какого-то опекают, значит, чего-то задумали еще, а мне пока плохо и думать не хочется.

До штаба тринадцатой дивизии меня, можно сказать, несли на руках. Не из-за какой-то важности, а тупо из-за слабости моей.