Труднее всего было с Аней, взять ее с собой я не мог ни под каким предлогом. У нее нет документов, у меня-то и метки действующие, да и в бумагах, как оказалось, скрытые пометки стоят. Наш отрядный умелец мог бы, конечно, смастерить Анне такие же, хрен отличишь, да только не все так просто. Ее можно представить лишь местной жительницей, но никак не диверсантом, в документах парня есть особый номер, и патрули всегда могут по этому номеру проверить подлинность. Если мы сделаем такие же бумаги Ане, то спалимся сразу, на первой же проверке, ведь у нее нет такого специального номера, как у меня.
Парня выдоили очень хорошо, пришлось, правда, заниматься этим самому. Во-первых, я один знал точно, о чем нужно спрашивать, а во-вторых, никто не хотел возиться с малолеткой. Презрение к нему появилось у всех в отряде, но вот «колоть» его никто не вызвался. Да и понятно, почему. Мне же было, наоборот, интересно и необходимо это сделать. Ведь именно мне придется жить под его личиной, а это значит, знать о нем абсолютно всё. Если он смог перешагнуть через пытки и все же меня обмануть хоть в чем-то, мне – конец. Но я уверял себя, что надежда все же есть. Парень, как и все дети, боялся боли и пыток. В этом и отличие между нами, я-то взрослый и отличаю угрозы от блефа, а он нет. Я даже не дошел до чего-то особо страшного, когда он начал выливать на меня информацию, причем очень личного характера. Вплоть до того, как подглядывал за женщинами в бане еще в возрасте десяти лет и был пойман мужем одной из них. На правой стороне головы ближе к затылку у него даже шрам оказался, от удара палкой того мужика, на мою радость, почти такой же шрам был и у меня. Вообще, мы были невероятно похожи с этим кадром, но до одного момента. Все его шрамы, даже крупные родинки на теле, отмечены в личном деле, как, впрочем, и у меня когда-то, а значит, если меня увидят раздетым, а потом сверят с личным делом, то сразу все поймут. У меня куча шрамов после ранений и разных ссадин, все они получены в разное время и некоторые выглядели уже старыми, а значит, никак не сойдутся с описанием примет Юрко. Что же, надо избегать ситуаций, когда меня смогут разглядеть, не доводить до этого, то есть работать без ошибок. И еще, парень был уроженцем Волыни, и туда мне путь заказан, а работа предполагалась именно в том районе. Вот и выкручивайся.
И все же первостепенную задачу мне поставил именно Медведев, и звучала она так:
– Захар, надо обезопасить район нашего пребывания, то есть требуется уничтожать бандеровцев, всяких бульбашей и прочих как можно больше. И эта работа на тебе. Запомни, малейшая угроза твоего раскрытия, сразу уходи, любым способом, тихо или громко, неважно, главное, останься жив. Ты меня понял?
– Конечно, Дмитрий Николаевич, а как же!
– Ты выучил все имена? – это он о «маяках», через которых предстояло работать, передавать сведения. Не обо всех на территории Украины, конечно, тут конспирация будь здоров, а только о тех, что будут работать непосредственно со мной, а это трое. По идее, больше одного знать не положено, но, слишком уж обширным будет фронт моей работы. Иногда, чтобы добраться из одного села за сотню верст к нужному «маяку», может потребоваться слишком много времени, а значит, сведения могут стать неактуальными. Вот и дали мне сразу троих, в разных концах района.
– Да.
– Это еще одна причина того, что ты не можешь допустить попадания к врагу Сразу три выданных агента, это риск загубить три наших отряда, что работают с этими «маяками».
– Я все понял, товарищ полковник. Разрешите… к Ане?
– Давай, да идти пора, Матвеич тебя проводит до дороги, под утро ты должен быть в Путянах.
– Есть!
С Аней простились быстро, в палатке, вокруг которой куча народа, долгого прощания быть не могло, поэтому мы просто поцеловались, жарко, как в последний раз, и я ушел.
Матвеич провожал меня молча, мы вообще с ним редко виделись, он из дальних разведчиков был, редко находился при отряде, но тут так совпало, и он оказался здесь. Мужик он хороший, спасал меня не один раз, когда я был ранен после охоты на Коха.
Возле самой дороги, в кустах, он крепко сжал меня в своих объятиях, и я увидел слезы, проступившие на его глазах.
– Матвеич, да что ты, все хорошо будет, вот увидишь! – попробовал я успокоить мужчину.
– Эх, Захарка, видел бы ты, сколько эти твари таких пацанят, как ты, извели… А я видел! Это мы, никчемные вояки, виноваты, что наши детки гибнут на нашей же земле.
– Ну, ничего, Матвеич, мы отомстим за каждого, вот увидишь, главное, ты сам тоже береги себя, пожалуйста! – попросил я партизана.
– Удачи тебе, на рожон не лезь, знаю я тебя, увлекаешься иногда так, что ничего не видишь вокруг.
– Буду осторожен и постараюсь держаться, – пообещал я старшему товарищу.
Мой первый пункт назначения был близок, всего десяток верст по дороге, прятаться не нужно, но это было непривычно и страшновато. Привык уже за такой большой промежуток времени прятаться. А тут…
– Эй, шельмец, а ну стой! – прокричали мне с телеги, что появилась за мной минут пять назад.