Возраст третьей любви

Гринев произнес это таким тоном, что Гена счел за благо не только заткнуться, но и поспешно ретироваться.

– Ну, всего тебе! – сказал он уже в дверях и все-таки добавил напоследок: – Я ж без зла, Валентиныч. Наоборот – одобряю! И что я такого сказал?

Ничего он такого не сказал, все то же самое, что говорил всегда, о любой женщине. И, конечно, действительно без зла. Но у Юры в глазах потемнело, кровь застучала в висках.

«Ну что было делать? – с тоской подумал он. – По морде ему дать? Это уж совсем идиотизм».

Он просто ненавидел такие ситуации и себя в таких ситуациях – когда и психовать глупо, и спокойным быть невозможно. И остается только бурлить в точке кипения да воздух ртом хватать.

Юра терпеть не мог, чтобы кто-нибудь видел его в таком состоянии, и порадовался одному: что Рачинский ушел. И тут же, как назло, раздался стук в дверь – уже не Олин, не робкий, а просто стук постороннего человека, который хочет войти.

– Да! – сказал Гринев, садясь за стол и разжимая кулаки. – Входите.

Он думал, кто-нибудь из больных пришел пожаловаться на колотье в боку или плохую кормежку, и уже приготовился спокойно отвечать. Но вместо предполагаемого больного в ординаторскую вошла совершенно незнакомая дама.

– Здравствуйте, Юрий Валентинович, – сказала она, подходя к его столу.

– Здравствуйте, – произнес Гринев, еще по инерции сердито. – В чем дело?

– Может быть, вы мне сначала сесть предложите? – насмешливо поинтересовалась дама.

Юре стало неловко, что забыл о такой естественной вещи, и он тут же рассердился еще больше – на себя, а заодно на посетительницу.

– Садитесь, – мрачно кивнул он. – Если вы по делу.

– Меня зовут Евгения Стивенс, – сказала она, садясь напротив Гринева.

– Очень приятно. Что я должен делать?

– Потрясающе! – вдруг засмеялась дама. – У вас всегда такая реакция? Вы всегда сразу должны что-то делать?

– Вы пришли изучать мои реакции? – совсем выходя из себя, медленно проговорил Гринев.

Теперь она вызывала у него раздражение уже сама по себе, не по инерции. Дама была молода, не старше двадцати пяти, и как раз такого типа, который он терпеть не мог. Броская, с напоказ стройной фигурой, и одежда подобрана так, чтобы привлечь внимание: серебристо-серый ажурный свитер достает до колен, почти до края узкой черной юбки, сразу заставляя взглянуть на стройные длинные ноги.

И лицо слишком ухоженное, и вьющиеся светлые волосы уложены слишком пышно, и, главное, взгляд… Взгляд этой дамы выражал только одно: абсолютное, глубокое довольство собою, своей эффектной внешностью и привычной неотразимостью. От этого глубокого самодовольства ее холодновато-светлые глаза смотрели на Гринева с веселым любопытством.

– Возможно, и реакции тоже, – весело сказала она и пояснила: – Дело в том, Юрий Валентинович, что я журналистка. Начинающая. Осваиваю новую профессию и прошу вас мне помочь.

– Каким это образом? – удивился он. – Я же не журналист.

– Я тележурналистка, – снова объяснила Евгения Стивенс. – И у меня есть задание: подобрать как можно больше интересных героев для передачи.

Этого только не хватало! Настроение паскудное, женщина ему неприятна, а теперь еще, оказывается, она собирается его сделать героем передачи. Пару раз Гринев краем глаза смотрел подобные передачи, в которых рыбаки и моряки с идиотскими выражениями на лицах рассказывали о своих трудовых достижениях.

– Это, пожалуйста, не ко мне, – поморщился Гринев.

– А к кому? – тут же поинтересовалась журналистка.

– Вот это уж не мое дело.

– Но почему, Юрий Валентинович? Вы же еще не знаете…

– Знаю, – перебил он. – Ваши передачи оскорбляют человеческий вкус.

– Вы еще, между прочим, ни одной моей передачи не видели, – возразила она, к его удивлению, не обидевшись, а глядя все тем же весело-любопытным взглядом. – Так к кому же мне обратиться, если не к вам, как вы думаете?

– Я об этом как-то вообще не думаю, – стараясь говорить как можно вежливее, ответил Гринев. – Наверное, к тому, кто вас ко мне направил. С чего это вдруг, кстати?

– Юрий Валентинович, ну не притворяйтесь! – засмеялась она. – Вы что, идиоткой меня считаете? Удивительно не то, что меня направили, а что о вас раньше передач не делали. Профессия ваша располагает, – пояснила она. – А также эффектная биография. К тому же вы здесь приезжий, из Москвы – значит, особенно заметны.

– Здесь много врачей приезжих, – мрачнея все больше, возразил Гринев. – На Сахалине нет мединститута.

– У вас внешность телегеничная, держитесь вы свободно, – не унималась журналистка. – Да вы во всех отношениях идеальный телевизионный персонаж!

От всего этого потока пошлостей его просто передернуло. А оттого, что самовлюбленная девица по-прежнему смотрела на него с любопытством, как на неведому зверюшку с эффектной биографией, – Гринев вообще едва сдержался, чтобы не выставить ее за дверь без объяснений.

– Вот что, Евгения…

– Витальевна, – подсказала она после некоторой паузы, поняв, что он не продолжит фразу, пока не услышит ее отчество.

– Евгения Витальевна, извините, я на работе. Сейчас ухожу на обход.

– Я могу подождать, – тут же кивнула она. – Поговорим после обхода!