Возрождение

Дети, истощенные до дистрофии. Дети, страдающие кровавым поносом. Дети, едящие глину и дерьмо. Дети, неспособные управиться с ложкой и вилкой. Дети, готовые на все, чтобы их накормили. Дети, делавшие все, чтобы их кормили. Готовые на все, чтобы прожить еще день. Дети брошенные, преданные, а нередко и просто-напросто проданные самыми близкими на свете существами – родителями. Пятилетние проститутки-мальчики. Семилетние девочки, больные сифилисом. Дети, добравшиеся до княжества голыми. Дети, на глазах которых убили или замучили родителей. Дети с отрезанными ушами и вырванными языками. Дети с «изъятыми» почками, дети-доноры крови и костного мозга. Дети, чья душа превращена в загаженную руину. Дети, смысл жизни которых – страх и покорность. Дети – жертвы работорговцев, насильников, растлителей, даже людоедов. Дети, забывшие – в России! – русский язык. Дети, которые спокойно рассказывали о своем прошлом такое, от чего руки начинали дрожать. Дети, в глазах которых не было ничего детского. Дети, чья душа была испакощена настолько, что опускались руки и казалось милосерднее их просто убить. Маленькие рабы – рабы с плантаций, из публичных домов, рабы чьей-то прихоти и похоти. Их были тысячи, этих русских детей. Их было так много, что Романов не мог этого переносить.

Были другие. Их меньше (к сожалению, может быть?), но с ними почти столько же забот. Дети, переполненные ненавистью так, что рядом с ними жутко стоять. Дети, приносившие на поясах грубо выделанные скальпы тех, кто пытался их убить. Дети со связками сморщенных и свежих ушей на веревочках с дареными когда-то родителями крестиками. Дети, которые разучились писать и читать, зато умели без промаха стрелять на звук. Дети, приклады ухоженного оружия которых испещрены страшными значками недетских побед. Дети, язык которых груб, которые иногда вообще разучились говорить, а память которых жутким железным цветком росла из того дня, когда им стало за кого мстить. Дети, не мывшиеся месяцами, но умевшие броском самодельного ножа убить муху за десять шагов. Русские дети, прошедшие через ад, но не сломавшиеся, а выродившиеся в безжалостных маленьких хищников, живших одной бело-каленой ненавистью…

Это тоже было неправильно. Это тоже было страшно, и Романова никто не мог в этом разубедить. И он не знал, чему радовался больше: тому, что девятилетняя девочка наконец-то не задрожала в ужасе, когда ее коснулась мужская рука, или тому, что наконец-то звонко рассмеялся двенадцатилетний мститель, почти два года партизанивший в болотах и лесах на окраине уничтоженного Хабаровска…

Когда Романов впервые познакомился с этой стороной деятельности одной из собственных подчиненных структур – он на какое-то время лишился мыслей, только твердил про себя, как заклинание, две строки Киплинга:

О этот мир! Какой измерить мерой
Ограбленные души и умы?!

…Женщина-воспитатель, потеряв терпение, ударила пятилетнюю девочку – та никак не могла научиться есть ложкой, ела руками. Романов, оказавшийся рядом, не застрелил женщину только потому, что Женька повис на руке командира с пистолетом всем телом. И превратился в мертвый груз, не давший Романову тут же добраться до побелевшей и окаменевшей воспитательницы, а доберись он – убил бы, наверное, одним ударом.

Были и иностранные дети – поляки, немцы, еще кое-кто. Не ребята из группы Бека, который прочно обосновался на побережье, сделав корабль своей крепостью (банды, даже самые голодные и сплоченные, все чаще пробиравшиеся с юго-запада, те места обходили стороной…). А другие, попавшие сюда самыми разными путями, у каждого – своя история. Захватывающая и ужасная одновременно, а то и трагическая… У многих из них психика оказалась сбита настолько капитально, что оставалось лишь хвататься за голову… Шведский восьмилетний мальчик не мог себя идентифицировать как мальчика – он «сомневался в своей гендерной принадлежности». Десятилетняя немка называла себя сторонницей лесбийской любви, а ее соотечественник и ровесник был уверен, что все мужчины и мальчики «латентные геи», и всерьез приставал к мужикам. Эти случаи были настолько смешными и жуткими, что Романов фиксировал их в специальном видеодневнике.

К счастью, в этом возрасте омерзительная кривизна, внесенная в детские мозги мерзавцами и нелюдями, вымывалась довольно легко – внимание, забота, психокоррекция, и через месяц-другой можно было видеть, как «гей» и «лесбиянка» потихоньку засматриваются друг на друга, а маленький потомок викингов наконец осознал, что такое мальчишка, и снисходительно дерет нос перед девчонками, разбирая вместе с русскими сверстниками старенький «АКМ».