Возрождение

Тогда было решено их впустить. Никто не выносил такого решения, никто даже не помнил, кто и когда открыл ворота. И они вошли и остались жить. А с ними вошли и остались жить два ребенка – похожие на жутких зверьков, замотанных в тряпье, мальчик и девочка по два-три года. Как они выжили, знали только псы, а они не могли рассказать – и дети, хотя они очень быстро научились говорить и вообще восстановились, тоже ничего не помнили. Хотя их имена удалось узнать – Ниночка и Коля. Это стало известно, когда за тряпками на груди у девочки нашлась молодая кошка. Она тоже осталась жить в поселке, а на ее ошейнике была закреплена пластиковая карточка «МастерКард» с поспешной надписью маркером: имена детей, имя кошки – Муська – и жуткая приписка, вопль в страшное смертоносное никуда: «Пожалуйста, пощадите их!»

Муська жила с Ниной и Колей Собакиными, которых взяли в одну из семей. А стая поселилась на «псарне»…

Этот пес был как раз из тех. Подбежав к Сашке, он ткнулся носом в набедренный карман парки: привет, угостишь? Сашка – ему всегда нравились собаки – позволил псу залезть носом в карман. Там ничего не было, пес вздохнул грустно, но не обиделся, а сел на пушистый хвост возле ноги кадета и посмотрел снизу вверх: у нас какое-то дело? Я готов! Сашка погладил лобастую голову, заснеженную шерсть над бровями, почесал за правым ухом, и пес немедленно подставил другое: тогда и тут почеши.

В мире пса все было разумно и правильно – имелись люди-друзья, имелась важная служба, можно было во время отдыха побегать свободно, поиграть, а потом вернуться в теплую по его меркам конуру, поесть и лечь спать. С его точки зрения ничего особо странного и страшного не происходило, разве что по утрам очень хотелось выть, потому что – тревожило отсутствие дневного света; пес терпеливо и с надеждой ждал его каждое утро. Но это тоже беспокоило все-таки не очень сильно, потому что люди, конечно, наладят разладившееся.

– Давай, давай, иди. – Сашка усмехнулся, оттолкнул голову пса и, поглядев ему вслед, вошел наконец в здание…

В кадетской казарме было тепло, светло и гулко. В смысле – в небольшом вестибюле, из которого дверь направо вела в спальник, налево – в классы, а лестница наверх – в форт. За столом сидел дежурный, не снимая ноги со спусковой педали установленного под столом старого «максима». Таково правило: дежурный может открыть огонь по малейшему подозрению, откроет огонь – сразу блокируется дверь первого этажа. А других входов сюда нет. И окон нет. Дежурному, естественно, было скучно, потому что на посту ни с кем заговаривать и ничем заниматься нельзя. Сиди и жди. Самые интересные мысли приходят – нажать педаль, вот будет веселуха… но это только у новичков. А так кадеты, как правило, на этом посту оставляют уголок сознания для наблюдения, а вообще что-нибудь учат или повторяют – в уме. Сашка раньше себе и представить не мог, что так вообще возможно. Впрочем, он и что видеть в темноте начнет – тоже не представлял…

На лестнице возился с ведром и тряпкой Аркашка. Одиннадцатилетний Аркашка Степанков был не кадет, а «букашка» – вот уже год как. Так называли мальчишек, которые хотели стать кадетами, но не были выбраны витязями по их праву выбора и добивались кадетства самостоятельно. Они учились – а точнее, их мучили – по отдельной программе, спали по пять-шесть часов в сутки, тащили все хозработы по корпусу, служили манекенами в тренировках кадетов и учебных боях, и еще много чего на них сваливалось.

«Букашек» было около десятка, и в любой момент любой из них мог вернуться в ряды «граждан». Просто уйти, и все. Даже оружие не оставлять – «гражданам» оружие было не просто разрешено, но прямо положено. Ни одной безоружной семьи в поселке не было в принципе. Разве что совсем малыши ходили без оружия, точнее, кое-как передвигались, именно что мелкие – мельче некуда.

Иногда Сашке становилось смешно. «Букашки» проходили через мучительные испытания, чтобы добиться права жить мучительною жизнью. Сумасшествие. Иначе не скажешь. Но это было. И «букашек» не убавлялось.

Три месяца назад Круг приказал повесить одного из кад… Нет, Сашка не желал вспоминать его имя и кадетом его называть не желал. Тот попытался сделать из двух «букашек» личных слуг – подай-принеси-постирай. Это стало известно почти сразу, и спонтанно избитого в кровь самими же кадетами пятнадцатилетнего парня повесили на плацу перед строем его вчерашних друзей на следующий день. Рядом с одним из помощников завхоза Сергейчука, вздернутым за день до этого. Тот был виновен в том, что детям на завтрак в тот день не выдали обязательный стакан молока. Его выдавали всем, кому не исполнилось 14 лет, и это входило в прямую обязанность повешенного. Коровы – двадцать коров – стояли в помещении с «искусственным солнцем». Их молоко только туда и шло – детям. Ну и немного – телятам.

В тот день молока не выдали. И в полдень помощник завхоза уже висел. Ему дали рассказать, что к чему, но оправдания не были признаны значимыми Кругом…