Возрождение

То же самое можно сказать и о проституции. Согласно Инфессуре, который любил нагружать свою статистику против папского Рима, в 1490 году в Риме было 6800 зарегистрированных проституток, не считая подпольных, при населении около 90 000 человек.32 В Венеции по переписи 1509 года было зарегистрировано 11 654 проститутки при населении около 300 000 человек.33 Один предприимчивый печатник опубликовал «Каталог всех главных и самых почетных куртизанок Венеции, их имена, адреса и плату за услуги».34 На дорогах они часто посещали таверны; в городах они были любимыми гостями молодых клинков и пылких художников. Челлини рассказывает о своем ночлеге с куртизанкой как о ничего не значащем инциденте, а также описывает ужин художников, включая Джулио Романо и его самого, на котором каждый мужчина должен был привести с собой женщину с низким сопротивлением. На более высоком уровне банкир Лоренцо Строцци устроил банкет в 1519 года для четырнадцати человек, включая четырех кардиналов и трех женщин из демимонда.35

По мере роста богатства и утонченности возник спрос на куртизанок, обладавших определенным образованием и социальным обаянием; и как в Афинах Софокла гетеры поднялись, чтобы удовлетворить этот спрос, так и в Риме конца пятнадцатого века и в Венеции шестнадцатого возник класс cortigiane oneste — благородных куртизанок, — которые соперничали с лучшими дамами по одежде, манерам, культуре, даже по гебдомадальной набожности. В то время как более простые проститутки — ortigiane di candela — практиковали в борделях, эти римские гетеры жили в собственных домах, устраивали роскошные развлечения, читали и писали стихи, пели и играли музыку, вели образованные беседы; некоторые собирали картины и статуи, редкие издания и новейшие книги; некоторые содержали литературные салоны. Чтобы не отставать от гуманистов, многие из них брали классические имена — Камилла, Поликсена, Пентезилея, Фаустина, Империя, Туллия. Один скандальный остроумец в понтификат Александра VI написал серию эпиграмм, начав ее с восхваления Девы Марии или святых, а затем, не краснея, продолжил несколькими в честь выдающихся куртизанок своего времени.36 Когда одна из них, Фаустина Манчина, умерла, половина Рима оплакивала ее, и Микеланджело был одним из многих, кто написал сонеты в ее память.37

Самой известной из этих кортицианских онесте была Империя де Кугнатис. Разбогатев благодаря своему покровителю Агостино Чиги, она украсила свой дом роскошной мебелью и произведениями искусства и собрала вокруг себя множество ученых, художников, поэтов и церковников; даже благочестивый Садолето воспевал ей хвалу.38 Вероятно, именно Империю Рафаэль взял в качестве модели для Сафо из своего «Парнаса». Она умерла в расцвете своей красоты в возрасте двадцати шести лет (1511) и получила почетное погребение в церкви Сан-Грегорио, с мраморной гробницей, выгравированной в лучшем лапидарном стиле; полсотни поэтов оплакивали ее в классических элегиях.39 (Ее дочь покончила с собой, не поддавшись соблазну.40) Почти такой же известностью пользовалась Туллия д'Арагона, незаконнорожденная дочь кардинала Арагонского. Ее восхищали золотые волосы и сверкающие глаза, щедрость и небрежность в обращении с деньгами, изящество походки и очарование разговора, ее принимали в Неаполе, Риме, Флоренции и Ферраре как заезжую принцессу. Мантуанский посол в Ферраре описал ее приезд в недипломатичном письме к Изабелле д'Эсте (1537):

Я должен отметить появление среди нас нежной дамы, столь скромной в поведении, столь очаровательной в манерах, что мы не можем не считать ее чем-то божественным. Она поет экспромтом всевозможные арии и мотеты….. В Ферраре нет ни одной дамы, даже Виттория Колонна, герцогиня Пескары, которая могла бы сравниться с Туллией».41

Моретто да Брешиа написал ее завораживающий портрет, на котором она выглядит невинной, как начинающая монахиня. Она ошиблась, пережив свое очарование; она умерла в жалкой хижине у Тибра, а за все ее имущество на аукционе выручили дюжину крон (150 долларов?). Но при всей своей бедности она до последнего хранила лютню и клавесин. Она оставила также книгу «О бесконечности совершенной любви».42

Несомненно, это название отражает ренессансную моду говорить и писать о платонической любви. Если женщина не могла прелюбодействовать, она могла, по крайней мере, позволить себе пробудить в мужчине поэтическую галантность, которая делала ее объектом стихов, любезностей и посвящений. Посвящения трубадуров, «Новая жизнь» Данте и рассуждения Платона о духовной любви породили в некоторых кругах тонкое чувство обожания женщины — как правило, чужой жены. Большинство людей не обращали внимания на эту идею, предпочитая любовь в откровенно чувственной форме; они могли писать сонеты, но их целью было соитие; и едва ли один раз из ста случаев, несмотря на романистов, они женились на объекте своей любви.