Возрождение

– Нет, – ответил он, – но…

– Что «но»?

Хью, вспоминая, покачал головой:

– Я снял с себя брюки, а потом опять надел кроссовки. И стоял в одних трусах и кроссовках. Представляешь?

– Представляю, – кивнул я. – И как долго продолжались эти мини-отключения?

– Во вторую неделю их было всего несколько. К концу третьей они исчезли. Но кое-что продлилось дольше. Что-то с глазами. Эти… события. Призматики. Не знаю, как их еще назвать. За пять следующих лет они случались раз десять. А потом прекратились совсем.

Мы добрались до студии. Муки нас ждал. В бейсболке с надписью «Бронкос», повернутой козырьком назад, он был похож на старейшего в мире скейтбордиста.

– Группа там. Репетирует. – И добавил, понизив голос: – Парни, они полный отстой!

– Скажи им, что мы начнем позже, – попросил я. – Добавим время в конце, чтобы компенсировать задержку.

Муки перевел взгляд с Хью на меня, потом обратно на Хью, чтобы понять настрой.

– Послушайте, никого ведь не увольняют, верно?

– Если ты не оставишь снова микшер включенным, – ответил Хью. – А теперь ступай и не мешай взрослым разговаривать.

Муки козырнул и ушел.

Хью повернулся ко мне:

– С призматиками все еще непонятнее, чем с отключениями. Я даже не знаю, как их описать. Как говорится, это надо пережить самому.

– Попробуй все же.

– Я всегда чувствовал их приближение. Все идет как обычно, я занимаюсь своими делами, и вдруг зрение как бы обостряется.

– Как слух после восстановления?

Он покачал головой:

– Нет, со слухом все реально. Я по-прежнему слышу лучше, чем до терапии преподобного, и знаю, что любая проверка это подтвердит, так что никогда не заморачивался. Нет, с видениями было… знаешь, как эпилептики чувствуют приближение припадка покалыванием в запястьях или появлением фантомного запаха?

– Предвестники.

– Именно. Такое обострение зрения и было моим предвестником. А после него был… цвет.

– Цвет, – повторил я.

– Все предметы по краям вдруг начинали светиться красным, синим и зеленым, и цвета постоянно менялись. Как будто ты смотришь через призму, но такую, что она одновременно и увеличивает, и разбивает предметы на части. – Он сокрушенно постучал себя ладонью по лбу. – Лучше объяснить не смогу. И за тридцать – сорок секунд, пока это происходит, тебе кажется, будто ты смотришь сквозь наш мир, а за ним есть мир другой. Причем реальнее нашего.

Его взгляд был серьезен.

– Я назвал это призматиками. И никогда о них никому не говорил до сегодняшнего дня. Они наводили на меня ужас.

– И ты никогда не рассказывал о них преподобному?

– Я бы рассказал, но когда они случились в первый раз, он уже уехал. Никаких долгих прощаний, просто записка, что он собирается заняться бизнесом в Джоплине. Примерно через полгода после чудесного исцеления я вернулся сюда, в Недерленд. Призматики… они были так красивы, что невозможно описать, но я надеюсь, что больше не увижу их никогда. Потому что если тот, другой мир действительно существует, я не хочу его видеть. А если это плод моего воображения, то пусть им и останется.

Вышел Муки.

– Им не терпится, Джейми. Если хочешь, я начну записывать. Я точно ни хрена не испорчу, потому что на их фоне «Dead Milkmen» звучат как «Beatles».

Может, и так, но за сессию они платили наличными.

– Нет, я уже иду. Скажи им, еще пару минут.

Муки исчез.

– Итак, – сказал Хью, – свое обещание я сдержал, теперь дело за тобой. И я жду.

– Сегодня вечером около девяти у меня будет час. Я приду в большой дом и все расскажу. Это не займет много времени. Моя история во многом похожа на твою: лечение, исцеление, побочные эффекты, которые постепенно сходили на нет, а потом исчезли. – Это было не совсем так, но меня ждала запись.

– И никаких призматиков?

– Нет. Нечто другое. В числе прочего – синдром Туретта, но без сквернословия. – Я решил, что о снах с мертвыми родственникам я рассказывать не буду, по крайней мере пока. Может, они были моими видениями из того, другого мира Хью.

– Мы должны съездить посмотреть на него. – Хью схватил меня за руку. – Просто обязаны.

– Согласен.

– Но никаких посиделок, ладно? Я вообще не хочу с ним разговаривать. Только посмотреть, и все.

– Ладно, – согласился я и кинул взгляд на его руку. – А теперь отпусти, пока не оставил синяк. И мне пора записывать музыку.

Он отпустил. Я направился в студию, где какая-то местная панк-группа играла то, что «Ramones» исполняли куда лучше еще в семидесятых. Обернулся и увидел, что Хью остался стоять на месте, глядя на горы.

Мир за нашим миром, подумал я и, выкинув эту мысль из головы – по крайней мере попытавшись это сделать, – пошел работать.