Возрождение Феникса. Том 10

— Я предлагаю бизнес-партнерство. Во многих сферах, не только в строительстве гипермаркета, — заверяет Свиридов. — Вдвоем мы завладеем большим куском промышленности в Твери.

Мне даже думать нечего. Если пристально следить за Анатолием, он проявляет себя как дельный человек.

— Согласен, но участие в каждом проекте будет рассматриваться моим гендиректором отдельно. Я его недавно сменил, вы должны быть в курсе, — усмехаюсь.

— В курсе, — морщится Свиридов. — Ты его убил и был в своем праве.

— Тогда мы договорились, — я собрался уже пойти к парковке.

— Арсений, — услышал вдруг за спиной. — А как тебе наша Маша?

Ох, вашу за ногу. Обстановка другая, а вопросы всё те же самые.

— Порядочная барышня, — оборачиваюсь. — Вежливая, опрятная, симпатичная. Близко не знаком, к сожалению.

— Раз мы теперь партнеры, то нам не помешает закрепить отношения, — намекающе улыбнулся Свиридов. — А Маше ты тоже нравишься.

Прямо дежавю стучит по голове отбойным молотком.

— Обсудим это после моего совершеннолетия, — отказываюсь. — Долгоиграющие проекты сейчас ни к чему рассматривать.

— После так после, — легко соглашается Анатолий. Как он считает, удочку закинул, а выудить можно и потом. Ну успехов.

Через пять минут мы едем с мамой вдвоем в салоне, за нами следует кортеж Сераны.

Кратко рассказываю Елизавете итоги переговоров со Свиридовым. Она слушает, не перебивая, а затем резко спрашивает:

— Сын, я наконец услышу, кем тебе приходится эта женщина?

Ох, да что ей ответить? Я не подготовился.

— Мама, да мы просто в соцсети познакомились.

Она смотрит, вытаращив глаза:

— В соцсети?! С принцессой?! Ты что, меня за дурочку держишь, сынок?!

— Зря ты так, — пускаю ноты обиды в голос. — Правда, в «Болталке» списались, а потом и в Москве виделись, когда там она по обмену училась. Ей же всего девятнадцать, а мне почти семнадцать. Почему нет?

— Но она же принцесса… — неуверенно произносит мать.

— Мам, ну какая Мария теперь принцесса? Во-первых, Егенцитус карликовое королевство не больше нашего княжества. Во-вторых, Марию родня не любит, гнобит всю жизнь, а несколько дней назад она вообще отреклась от родственных связей с королем и, считай, в изгнании. Ни кола ни двора.

Мама ахнула.

— Да ты что? — подняла она руки к лицу. — Вот бедняжка! Как же так можно с родной дочерью?! Изверги какие-то!

— Можно, она у нас поживет? — спрашиваю осторожно. — Я просто ее единственный друг в России.

— Просто друг? — не поверила Елизавета.

— Ну, не просто, — притворно замялся. — У нас еще с Москвы романтические чувства друг к другу.

— Так, пожить она может, — строго произносит мать. — Но только пожить. Никаких гуляний друг к другу по ночам. Вы оба благородные и должны блюсти честь. Ты же Беркутов!

— Ма-ам, обижаешь! — возмущаюсь. — Конечно, ничего такого. Даже не думал. Мария только погостит, пока не придумает, куда дальше ей деваться.

Но, как говорится, мы предполагаем, а Отец-император располагает. Хотя тут я преувеличиваю. Ведь всё произошедшее в дальнейшем было очевидно с самого начала.

Уже этой ночью, едва грянула полночь, ко мне в комнату заявляется Серана. В неглиже. Луна играет бликами на обнаженной бронзовой коже, мелькающей в полураспахнутом халате. Полупрозрачный розовый шелк волшебно мерцает, поясок расслаблен, плечи и часть груди оголены.

— Серана, что-то случилось? — спрашиваю, садясь на постели. — Почему ты не в своей комнате?

— Милорд, — она садится мне в ноги, на темном лице сверкает белозубая улыбка. — Наконец я могу вас так называть. Мой милорд, милорд, милорд… — шепчет она томно, избавляясь от пояса.

— И сколько тебе нужно времени, чтобы утолить грусть по разделявшей нас разлуке?

— Всей ночи будет мало… Но хотя бы ее вы подарите мне? Прошу вас.

— Кхм, — я подумал о маме и ее наказе…Стоп! Да какого болотопса! Неужели из-за такой глупости я обижу своего адъютанта? Однозначно нет. — Эта ночь полностью твоя, Серана. До самой-самой зари. Наслаждайся, — произношу, скидывая пижаму.

— О, ми-илорд! — хриплый возбужденный шепот наполняет спальню.

Неудивительно, что утром встаю не выспавшимся. Мама за завтраком посматривает на нас Сераной осуждающе, но ничего не говорит. Только когда мы остаемся с Елизаветой наедине, она тяжко вздыхает:

— Я поняла уже, что вас не остановить. Но, надеюсь, будет без последствий?

— Конечно, ма, — беззаботно закидываю в рот кусок яичницы. — Я же говорил, отец Марии отрекся от нее.

— Я не об этом, а о беременности, — слегка краснеет мать. — Вы же предохраняетесь?

— И с этим тоже всё в порядке, — заверяю и даже добавляю магнетизма в голос, чтобы, наконец, успокоить мать.

Она опускает плечи, мысли принимают спокойное течение.

— Мама, завтра я еду с тобой в Москву, — объявляю очередную новость.

— Уже завтра? — опешила она.

— Да, дела со Свиридовым улажены. Можно переводиться в Москву. Там же твой ресторан без присмотра, Лена, да и много что еще, — заканчиваю, думая о своем.

— Хоррошо, Сеня, — произносит мать. — Раз ты так говоришь.