Но я не спешу прочь. Замечаю, что так же, как и тогда у «Девочки со сливами», княгиня слушает завороженно. Только не мой голос — звуки вальса. Игру оркестра, стук шагов, шуршание складок платьев танцующих. Она снова «смотрит ушами».
— Галина Константиновна, — протягиваю руку. — Позвольте пригласить вас на танец.
Мария и Катя удивленно смотрят на меня. Княгиня тоже теряется:
— Возможно, ты подзабыл, но я слепа.
— Ничуть не забыл. Позвольте, — настаиваю, не убирая руки.
Княгиня мешкается, но ее ладонь будто сама собой подается вперед. Я сжимаю пальцы в белой перчатке.
— Ай, была не была! — смеется она неожиданно звонко, как девочка.
Девушки окончательно выпадают в осадок. Поводырь резко произносит:
— Ваше Сиятельство, я бы не советовал. Вокруг люди! Это травмоопасно…
— Тогда найди Целителя, — отмахивается княгиня. — У Свиридова хоть один, да должен быть, пусть подежурит. Ну, молодой Беркутов, веди кружить.
— С большим удовольствием.
Я вытягиваю наши сцепленные ладони в сторону. Другой рукой бережно беру княгиню за талию. Мимо, совсем близко, проносится танцующая пара. Княгиня вздрагивает от воздушных колебаний, сердце учащенно стучит. Ей страшно.
— Галина Константиновна, успокойтесь, всё хорошо, другие пары далеко, забудьте о них, — включаю монотонный голос. Точнее убираю из него звуковые модуляции и любые интонации. Лишь чистый звук с постоянной тональностью. Громкость чуть выше музыки.
Гипнотические воздействие происходит после еще пары предложений. Считай, почти сразу. Всё же слепые люди больше подвержены голосовому программированию. Способствует и размеренная мелодия вальса на фоне. Тридцать тактов в минуту, и по характеру этот танец размеренный и текучий. То, что нужно.
У княгини выравнивается дыхание. Дожидаюсь, когда сердечный ритм окончательно успокаивается. Значит, она сфокусировалась на моем голосе.
— Темп «три счета», Галина Константиновна. Я говорю — вы делаете. «Один» — шаг назад, «два» — шаг в сторону, «три»» — ноги вместе. Кивните, если понимаете, — она замедленно качает напудренной головой. — Начали. Раз — два — три. Раз — два — три…
И мы начинаем кружиться. Плавно. Изящно. Словно два осенних листка, сорванные ветром с древесной кроны. Я продолжаю говорить, направляя княгиню. Ничего сложного. Простейший «шаг коробки», серия из нескольких движений, которые обрисовывают форму коробки. Нужно лишь попадать в такт. Зато какой эффект! Нас замечают. Люди у столов замирают и восторженно смотрят. Даже танцующие скашивают взгляды на княгиню. Раздаются тихие восторги. Прекрасно их понимаю. Идеальное попадание в ритм мелодии кажется чем-то сказочным и невозможным. Фокусировка княгини на шагах помогла ей уделать легконогих молодых барышень.
— Раз — два — три…Получайте удовольствие, Галина Константиновна! Вы танцуете! — позволяю голосу ожить. И снова словесная чечетка: — Раз — два — три. Раз — два — три…
Очнувшись от концентрации, княгиня приоткрывает рот.
— И правда! — шаги она теперь выполняет без всякой концентрации, ноги сами пляшут. — Свароже! Я кружусь в вальсе! Я танцую, молодой Беркутов!
Напоследок усложняем танец круговыми движениями и базовыми поворотами. Чтобы вообще всех свалить с ног, хех.
Когда мы сходим с паркета, раздаются аплодисменты. Княгиня счастливо улыбается и отпускает меня:
— Это бесподобно вышло! Спасибо! Но отдаю тебя твоей даме. А то нехорошо получилось.
И правда, первый танец положено отдавать даме, с которой пришел. Но потому и взял с собой Катю. Она мой работник, и понимает, что сейчас тоже на службе. Поэтому нисколько не обижается и встречает белозубой улыбкой. Следующий танец кружусь с ней.
— Господин, дамы вокруг глаз от тебя не отрывают, — замечает она.
— Мы здесь не ради дам, — усмехаюсь. — Кстати скажи, если вдруг увидишь Новикова.
По возвращению к столам с удивлением обнаруживаю, что Мария все еще ни с кем не танцует. Только дежурно улыбается поздравляющим гостям. Неужели мне приглашать? Ох-хо, а если влюбится, как разгребать? Или уже пора что-то делать?
Дилемму мне не дают решить старые знакомые. Лукерья Бирюшкина под руку с неизвестным офицером в красном мундире. Сама госпожа штабс-капитан одета в красивое черно-золотое платье. Только вот, с этой парочкой пришла еще одна. Тот самый «рубленый» с ночного клуба. Шрам на щеке так и не залечил, так что красавчик редкостный. Ну хоть в этот раз девушку себе в пару выбрал непьяную в стельку.
Обе офицерские пары приветствуют Марию, затем Лукерья улыбается мне:
— Арсений! И ты здесь! Рада, что с Лобовым всё закончилось благополучно.
— Не для него, — улыбаюсь в ответ. — Как я слышал.
— Это да, он умер, — совсем не огорчается Лукерья и продолжает улыбаться.
— Значит, вы знакомы? — влезает «рубленый». — Сударь, вы еще и к Лукерье приставали?
Больше никто не улыбается. Вообще никто. Ох, похоже, мало он тогда у туалетной двери полежал.
— Сережа, это герой, которого скоро наградят медалью за победу над Гончей, — серьезно говорит Лукерья. — На твоем месте я бы извинилась.
— Хм, Сережа, правда, откуда такие выводы? — подает слово кавалер Лукерьи.