«Она хоть и извращенка, зато верная» — довольно думает Истислав.
Четвертый период самый жестокий. «Фениксы» в нападении, но оборона «орлов» становится непреодолимой, как крепостная стена. Мощные, неуступчивые — грязно в конце играют все. И даже Тагир уже не останавливает своих вассалов. Разгоряченные кавказцы взвились не на шутку. На поле то там, то здесь образуются горки дерущихся тел. Дагестанцы ревут и навязывают бой, где он вообще не нужен. Выискивают слабые узлы на доспехах, ломают кости «погасшим», допускают грязные приемы. Опрокинутым «фениксам» даже приходится буквально спасаться бегством — их бьют даже лежачих. Свисток судьи не прекращаясь объявляет штрафные. Но горцам плевать. На кону Кубок.
Каким-то чудом Истиславу удается забить еще один гол. И это еще больше взбешивает «Тарковских орлов».
В новой атаке Истислав, схватившись с Тагиром за мяч, получает молнию в лицо. С трудом альфа выдерживает бегущий по телу ток. Он отвечает гравиволной, и княжич с охом заваливается на одно колено. Альфа пасует бете, а сам схватывается с серьёзным противником. Оба они катятся по газону. Судья кричит прекратить, но княжич с альфой будто не слышат. Гром ударов, треск доспехов, шипение сквозь стиснутые зубы.
И только когда судья лично расталкивает сцепившихся юношей, они замечают ликование зрителей. Электронное табло высвечивает «пять — два». «Золотые Фениксы» победили!
Я просыпаюсь от жарких объятий и поцелуев. Что случилось? Почему меня тискают? Что за гомон толпы?
Зрители скандируют: «Фениксы! Фениксы!».
— Мы победили, Сеня! — лучезарно улыбаются Дарико с Алесей на фоне шумящих трибун. — Победили!
Ах, вот оно что. И стоило ради этого будить? Конечно, победили. Как могло быть иначе? Откидываюсь назад и, не обращая внимания на ласки барышень, возвращаюсь досматривать прерванный сон.
Глава 8
— Обвинение
— Гунай, ты уверен? — вскидывает брови император Дзимма. — Сам Свар-ками? Живой бог? Его изображение только вчера нарисовали на стенах Храма Исэ. Глиняные фигурки еще не успели остыть и отвердеть, а ты говоришь, что он уже ходит среди смертных?
— Именно, папа, — отвечает наследник. — Сам в шоке, но битва Хенеси и Беркутова предстала, как сражение света и тьмы. Причем Хенеси сражался вовсе не за то, за что следовало. — помолчав, принц отвечает. — Он хаосит, пап.
— Да не может быть, — в шоке откидывается на спинку кресла Сын Неба. — Он же впечатлил весь двор. Покойная Микими очень восторгалась его стихами.
— Но это так, я видел его лицо под обсидиановой маской, снятой Сваром-ками. Клыкастая морда бешеного зверя.
Оба молчат, задумавшись об одном и том же. Разница лишь в том, что Дзимма размышляет еще и о сотне других государственных дел. Например, как обогнать Красное Солнышко в «Кексиках» и взять наконец триста десятый уровень. Но не только об этом, конечно, еще и о прелестях юной дочери Каями. Брачные договоренности уже заключены в тайне, и свою невесту Сын Неба уже опробовал. Юная девушка пришлась ему по нраву, и, возможно, со временем ей удастся затмить пышногрудую Микими. Ведь у молодой Каями пышности тоже ого-го…
— Па, я слышал, жрецы прекратили жертвоприношения, — произносит Гунай. — Будто бы людей больше не режут на алтарях. Это правда?
— Не везде, — вздыхает император, отвлекаясь от мысленного созерцания нежных бедер юной Каями. — В Кинае до сих пор режут. Да и в Токайдо тоже. Еще где-то, — не вдается в подробности Сын Неба. — Но во многих храмах прекратили вдруг. В Токио не режут больше, а пленных негров отпустили восвояси. Такое ощущение, что сама Аматэрасу не может определиться что ей надо. Вот жрецы и мечутся между желаниями богини Солнца.
— А что с русскими? — Гунай продолжает дотошно спрашивать. — Что с ордами тварей, гуляющих по стране? Ведь наших селян убивают, заголовки газет пестрят людоедством.