Возрождение, или Граната в руках обезьяны

– Ваш нож из стали лучше кремневых скребков дикарей. Мне приходилось не раз делать это, чтобы не били, – с грустью в голосе добавила она.

Дед погладил ее по голове.

– Больше никто не посмеет тебя и пальцем тронуть, – и косо посмотрел на меня.

– Ну я-то при чем? – с раздражением пролепетал я.

– А притом, береги ее, как себя, пока не признают за свою, пацаны быстро клеиться станут, – уже спокойнее сказал дед.

– Доченька, дай мясо, я положу в курдюк с настоянными травами, и немного подождем.

– Хорошо. У меня есть еще готовая птица, я обмазала ее глиной, и она теперь готова.

Я поднес немного соли, и мы дружно вонзили зубы в сочное прожаренное мясо.

– Как вкусно! – не сдержав эмоций, воскликнул я.

Доев куропаток, Эуропа принялась за зайчатину.

Я сидел в стороне и любовался ее ловкостью. Сам того не подозревая, полностью погрузился в наблюдение. В ее движениях было что-то завораживающее, мне нравилось, как она управляется с кочергой, загребая угли в середину костра, вот тонкая рука метнулась в сторону, не глядя, взяла поленце и точным броском уложила его меж догоревших головешек.

Взмахнула головой, волосы взлетели в воздух и рассыпались по плечам, спине (ну-у, облом! уже на молодой груди находился небольшой лоскут материи, как он у женщин называется, не вникал). Но от ожидания чего-то большего меня бросило в дрожь, сердце отчаянно забилось. Она, словно насмехаясь, упала на спину, вытянулась вдоль костра и потянулась, обнажив стройные ноги чуть выше колена, взмахнув ими, сделала кувырок через голову назад, юбка, хотя и ненадолго, покинула свое законное место. Девушка приземлилась на четвереньки и, как дикая кошка, прогнула спину. Затем ноги медленно разошлись в стороны, и она села на шпагат возле самого вертела, изящно повернула мясо. Она снова опрокинулась назад, сделала мостик, ткань с груди сдвинулась на голову. У меня захватило дух, мне казалось, что душа улетела, а тело забилось в агонии, жар распространился до кончиков пальцев, кровь дошла до точки кипения, дыхание участилось, как у гончей собаки. Интересно получается, когда мальцом прятался в кустах и подглядывал за купающими женщинами – были только смех, любопытство, но сейчас что это? Что за состояние, когда душа рвется, словно из клетки?

Грациозность движений, плавные и упругие. Гибкое, словно без костей, тело направлялось в точно заданное место пространства. Мостик продолжал сжиматься, пока голова не появилась меж ног, затем, выпрямившись во весь рост, девушка сделала сальто, вернувшись на свое место.

Восхищениям не было предела. Дед, открыв рот, хлопнул в ладоши, очнувшись от гипнотического состояния, я поддержал Мастера. Еще долго мы не могли найти слов, и в землянке царила тишина.

– Этому меня научила мама. Мужчине дана сила, ум – всем, а гибкость женщинам, – нарушила молчание Эуропа. – У мужчин крепче кость, ее нелегко сломать, они на силу могут противопоставить свою силу. Женщинам на их слабый скелет много мышц не налепишь, только ловкостью и гибкостью тела можно погасить удар.

– Ловкость – великолепно, но сила есть сила, разок приложился, и останется мокрое место, – хмыкнул я.

– Не скажи, ты бы видел, как я дралась с мальчишкой-переростком, во ржачка была! – вспылила девчонка. – Давай покажу. Попробуй, сломай мне спину на колено, если она гнется в любую сторону.

– Лучше расскажи, – видя мое смущение, попросил дед. – Драка без причины признак дурачины, а поймать тебя я уже пробовал.

– Я ведь смуглая, не такая, как все, и все дразнили меня Чумазой в племени Панков, – начала свой рассказ Эуропа.

– Как-то раз на речке столкнул с обрыва меня Задира, местный мальчуган два метра ростом, он и раньше проходу не давал мне.

– Поди отмокни, чумазая, а то замуж не возьму.

Рогот не умолкал в компании пацанов, а как еще, все боялись его, пока я не вылезла и не врезала оплеуху. Хлопок пощечины оказался равносилен землетрясению, вначале гробовая тишина затем… Переросток бросился в драку, но я ускользнула и убежала домой. К вечеру возле нашего шалаша собралась вся ребятня деревни, они горланили непристойно и бросали камни. Отец три раза выходил, они разбегались и снова появлялись, вопя что есть силы. И тогда мать сказала: «Выбор за тобой, или ты его один на один, или они все вместе… Эти звереныши понимают только силу». Я даже обрадовалась этому решению покончить с моим недругом раз и навсегда.

– Доченька, подумай хорошо, я тебя не дам в обиду, тем более, как дочь Умника, тебя не тронут, потом подрастешь, и все взглянут на тебя по-другому. Теперь, если проиграешь, потеряешь все, он надругается над тобой по праву победителя, и это будет продолжаться годами. Никто не возьмет тебя замуж, – с горечью взмолился отец.

– Нет, папа, я не стану все годы прятаться за тебя, затем подставлять будущего мужа, решать нужно сейчас в самом зародыше.

– Хорошо, доча, я и не надеялся услышать другого, а ты справишься, я знаю, – сквозь скупые мужские слезы выступила улыбка на лице старого воина.

– Да, я справлюсь, пап, он просто неуклюжая гора мышц.

– Погоди, снимай шкуры, – сказала мать.