Возрождение любви

Последние три дня Лео привозил сюда Пейдж и Алекса перед рассветом и снова за час до заката. Пейдж стояла в центре круга и ждала, Алекс, завернутый в теплое одеяло, лежал у нее на руках. У ее ног лежал разбухший рюкзак с медикаментами, а через плечо мешок с пеленками Алекса. На шее висел мешочек с золотыми монетами и медальон. В сердце у нее трепетала отчаянная надежда.

Дважды в день Лео терпеливо приносил ее сумки на то место, которое указывала Пейдж, потом уходил и стоял около арендованной машины, приподняв плечи от холодного ветра прерии, стоял неподвижно, как и Пейдж, целый час, пока солнце всходило, и еще час заката. В один из дней небо было пасмурным, и им пришлось гадать, когда придет нужный момент.

Вот так изо дня в день Пейдж стояла и ждала, не обращая внимания на ледяной ветер. Она молилась и старалась мысленным взором увидеть Баттлфорд. Она пыталась вызвать в своей памяти лицо Майлса, старалась передать послание Хромой Сове, что она ждет здесь, но страх и понимание того, что ребенок у нее на руках с каждым днем все больше слабеет, делали ее бессильной.

Когда наступал день и когда от заката оставалась только алая полоска на западном краю небосвода, Лео подходил и молча брал Алекса из ее затекших рук.

– Мы снова попробуем утром, – утешал он ее.

В эти первые дни лихорадка не мучила Алекса, но на четвертую ночь она вернулась с удвоенной силой.

Всю ночь в своем номере в маленьком мотеле, затерянном в пустынном мире, Пейдж ухаживала за своим ребенком, обмывала его, давала ему антибиотики, торговалась с Господом Богом, понимая, что маленькое тельце ее сына не сможет дальше противостоять такому испытанию.

Лео увидел свет в окне ее номера и сразу после полуночи постучал в ее дверь.

– Могу я чем-нибудь помочь?

Он убрал остывшие полотенца, приготовил кофе, держал на руках Алекса, чтобы Пейдж могла сделать несколько глотков. Он разговаривал обо всем на свете, о мужчине, которого встретил в кофейной лавке, о фильме, увиденном им однажды по телевидению, и Пейдж мало-помалу начала прислушиваться и реагировать.

Когда наступил рассвет, Алекс все еще был в лихорадочном состоянии, чтобы стоило рисковать везти его на далекое поле. Лео держал его на руках, а Пейдж стояла у окна, обхватив себя руками и наблюдая за тем, как сереет чернильная тьма и постепенно становится бледно-голубой. Нетерпение как болезнь сидело в ней.

– Лео, а что, если это был наш шанс, а я упустила его?

Голос ее дрожал, и она старалась перебороть позыв заплакать. Она боялась, что если расплачется, то уже никогда не сможет остановиться.

Лео молчал, шагая взад и вперед по грязному зеленому ковру и напевая что-то Алексу. Наконец он сказал тихим голосом, нежным, как рассвет:

– Дорогая, не думаете ли вы, что нам вскоре надо бросить это занятие и отправляться домой? Находиться здесь – это не лучшее для ребенка, да и для вас.

Он был прав. Разумом она понимала, что он прав, но сердце сопротивлялось.

– Я хочу еще раз попробовать, – сказала она. – Еще один раз.

Он посмотрел на нее, и в его глазах она увидела любовь и желание, несмотря на то, что она все еще была в запачканных грязью джинсах, которые носила вчера, на то, что она не умывалась и не причесывалась.

– Вы хороший человек, Лео. Вы заслуживаете лучшего.

Он улыбнулся ей.

– Позвольте мне самому судить, чего я заслуживаю.

Алекс заснул, и Лео бережно уложил его в маленькую кроватку, предоставленную мотелем.

– А сейчас идите и примите душ. Я посижу здесь и пригляжу за ним. А потом я принесу вам из кофейной лавки завтрак. А вы ляжете и поспите. Я останусь в кресле, и, если возникнут какие-либо проблемы, я тут же разбужу вас.

Она согласилась, хотя и понимала, что это эгоизм с ее стороны: Лео спал не больше, чем она. Она просто была слишком измучена, чтобы протестовать.

Алекс был беспокоен, он сбросил одеяло, и Лео снова прикрыл мальчика. Он на цыпочках вернулся в кресло и подобрал с пола роман в мягкой обложке, который читал последние несколько часов.

Был разгар дня, и ему предстояло вскоре разбудить Пейдж, если они намерены поехать на это Богом забытое поле, чтобы успеть туда к закату.

Еще один раз, сказал он себе. Если она попытается еще раз и потерпит неудачу, то, может быть, есть еще шанс. Он глянул на Пейдж, на ее слишком тонкое тело, завернутое в одеяло персикового цвета, дыхание ее было чуть слышно.

Он влюбился в нее в первый же день, когда они встретились. Это было как если бы он прожил всю свою жизнь в каком-то сером безразличном сне и вдруг неожиданно проснулся и увидел краски, ощутил жизнь, начал чувствовать. Он не осознавал, чего не хватает в его жизни, пока не увидел игру меняющегося выражения у нее на лице, не заметил, как она пробегает пальцами по своим черным волосам. Он не понимал, как ему не хватает ощущения теплого, хрупкого тельца ребенка, пока не взял на руки Алекса.

Алекс. Лео снова встал и приложил ладонь ко лбу мальчика. Лоб был горячий, но не такой пылающий, как раньше.

Неужели Алекс умрет?

Лео не мог задать этот вопрос даже самому себе. Он любил Алекса, но не так, как Пейдж, хотя не менее сильно.