Возрожденное орудие

Пайки со вкусом жареного сушеного кальмара исчезали быстрее всего – либо это был любимый вкус Черис, либо ненавистный, и она пыталась избавиться от него, чтобы добраться до чего-то более вкусного. Она убирала за собой достаточно добросовестно; системы игломота аккуратно перерабатывали обертки. Но каждая обертка снабжалась сканируемым кодом, определяющим вкус, срок годности и место производства, предположительно для целей контроля качества. Работа для сервиторов, которую они могли делать, даже не открывая ящики, чтобы посмотреть на этикетки с избыточными надписями, предназначенными для человеческих глаз.

Гемиола вернулась к просмотру записей гекзарха. В конце концов, они продемонстрировали, почему его невозможно убить. Змееформа не распознала ключ к разгадке, когда столкнулась с ним. Ключом оказалась карта, хотя и с неверным масштабом, что обеспокоило Гемиолу больше, чем она хотела признать. Гекзарх раскрасил ее несколькими цветами. После поиска в своих собственных базах данных, обновленных информацией из Айонг-Прайм, Гемиола пришла к выводу, что цвета обозначали различные календарные зоны влияния. Желтый символизировал гекзархат. Другие пастельные тона представляли Республику Таураг, Хафн, Хоссен, Реальность Гва и так далее.

«Гва-ан держатся особняком, – записал гекзарх стенографическим методом, который она к этому моменту успела расшифровать. – От Хафн и таурагов, скорее всего, стоит ждать неприятностей в ближайшие десятилетия».

И дальше: «Впервые за двести тридцать семь лет нашим границам угрожает серьезный коллапс, пусть даже только вдоль Запутанной марки и марки Крещендо. Я чувствую давление наступающей календарной гнили, как болезнь под собственной кожей».

Под заголовком «черная колыбель» последовала длинная цепочка уравнений и лихорадочных заметок. Гемиоле пришлось напряженно изучать их в течение нескольких дней, маскируя свой интерес разумным применением плохих драм. Даже неумело поставленные танцевальные номера больше не имели значения. Ставки были слишком высоки, чтобы она могла уделять много внимания своим прежним увлечениям.

Гекзарх и Джедао могли менять тела. Джедао делал это только с помощью гекзарха, что, возможно, отчасти объясняло его двойственное отношение к Куджену.

С другой стороны, гекзарх мог прыгать туда-сюда по собственной воле. Это объясняло, как он выживал последние девятьсот с лишним лет. Джедао не убил гекзарха в постели (или во время танцев, или за ужином), потому что это не принесло бы никакой пользы. Гекзарх просто прыгнул бы в другое тело. Значит, Черис сказала правду.

Здесь, наконец, пришло объяснение интереса гекзарха к границам своей страны и тому, насколько тесно его благосостояние было связано с ними, помимо очевидного. Его бессмертие – его способность обитать в других телах – было экзотическим эффектом. Оно работало только в сфере влияния высокого календаря.

С безжалостной паранойей гекзарх исключил существование других экзотических эффектов, которые могли бы его уничтожить. Он даже смастерил пару прототипов оружия, предположительно для использования против Джедао. Это показалось Гемиоле необычайно опасным, но, с другой стороны, Джедао не смог заполучить это оружие, пока гекзарх был у него на мушке.

Некоторые эффекты формаций Кел могли также отделить гекзарха от тела-носителя и уничтожить его. Но Кел никогда не ослушаются своих командиров, и Гемиола не могла себе представить, что гекзарх предоставит этим командирам достаточно свободы, чтобы пойти против него.

Нынешняя фрагментация гекзархата должна была обеспокоить гекзарха. В конце концов, если государство падет, то и он тоже. Еще хуже было то, что Протекторат и Конвенция объединили свои силы и отказывались от высокого календаря.

Преисполненная решимости разобраться в этом окончательно, Гемиола быстро просмотрела предыдущие записи Куджена. Если бы змееформа была человеком, у нее наверняка разболелась бы голова. Но она нашла искомый ответ в исследованиях мотов, которые раньше сочла неважными. Не в материале о карликовых мотах, а еще раньше, в самом начале исследовательской программы по мот-двигателям.

«Моты – живые, – написал гекзарх. – Доказательства нельзя игнорировать: они почти наверняка разумны. Если мы продолжим это направление исследований, то поработим чужаков, которые не причинили нам никакого вреда.

С другой стороны, гептархат проигрывает свои битвы. Я смотрю новости каждый день. Несмотря на пропаганду, я вижу истину. У наших границ захватчики пожирают целые миры. Более быстрый звездный двигатель мог бы все изменить».

Два дня спустя: «Я хочу, чтобы мне не было больно думать о мотах. Об умирающих детях. О голодающем населении. Каждый раз, когда я думаю об этом, я вспоминаю свое собственное детство. Жаль, что я не могу сделать так, чтобы мне было все равно».

А на следующий день на полях неровными, дрожащими буквами, почти совсем не похожими на его обычный почерк, было написано: «Я знаю, как следует поступить».