После длительных бессменных боев, от хронического недоедания все мы превратились в каких-то неврастеников. Прежде всяких иных действий необходимо было вымыться, переменить белье, выспаться и досыта поесть. В пределах возможного я и дал эти радости Белозерскому полку.
Штаб полка расположился в скромном домике, прельстившем меня своим садом и тишиною. Первые два дня люди только спали и ели. Величайшим напряжением воли я заставлял себя заниматься положенным мне делом. Первый же десятичасовый сон сразу освежил меня, а вторая такая же сладкосонная ночь вернула силы и бодрость. Как мало, в сущности, нужно нам было для отдыха, и как даже этим малым мы могли пользоваться очень и очень редко!
На второй день нашего пребывания во Льгове подпоручик Глоба доложил мне, что меня желает видеть какая-то посетительница.
– Что ей надо?
– Не могу знать. Она говорит, что имеет к вам какое-то важное и секретное дело.
Я попросил адъютанта переговорить с посетительницей. Глоба ушел и через несколько минут вернулся:
– Господин полковник, она решительно заявляет, что может доверить свой секрет только вам. Не принимайте ее, она какая-то странная.
Подпоручик не высказывал своих мыслей до конца, но я понял, что он опасается покушения на меня. Самое простое – это было бы обыскать посетительницу, внушавшую такие подозрения, однако к нашей чести надо отнести, что и в разлагающих нравы условиях Гражданской войны мы не снизились до большевистского уровня и к приемам ЧК не прибегали. Я приказал просить посетительницу.
Вошла молодая, худенькая, скромно одетая барышня. С большими тревожными глазами. Она явно нервничала и не могла овладеть собою. Немного успокоившись, девушка рассказала грустную историю.
– Я сирота и жила с дедушкой. Он помещик. Старый. Ему уже 70 лет. Во время революции у него отобрали землю, скот. Оставили только дом. Несколько раз дедушку хотели арестовать, но крестьяне не давали. Пришел какой-то большевистский полк, все в доме разграбил, испортил. Дедушку куда-то увезли. Что с ним сделали, я не знаю. Искали и меня, но я убежала и до вашего прихода скрывалась в городе, у знакомого купца…
Барышня готова была разрыдаться. Как мог, я ее успокаивал.
– Я ненавижу большевиков и пришла просить вас принять меня в полк. Я умею ездить верхом и стрелять. Это ведь главное на войне? И я ничего не боюсь!
С искренней грустью слушал я исповедь этого одинокого полуребенка. Исполнить ее просьбу не представлялось возможным, ибо я был решительным противником прапорщиц, женщин-офицеров и вообще «амазонок». Взять ее сестрой милосердия тоже нельзя: она не имела ни требуемых знаний, ни опыта.
Барышня была неутешна. Она решительно отказалась от денежной помощи и только после больших настояний согласилась взять немного продуктов да отрез какой-то грошовой материи: из дома она убежала в одном платье…
– Ну почему вы не хотите меня взять? Я так хотела служить у вас!
Перед уходом моя посетительница пыталась заинтересовать меня возможностью захватить в плен какой-то большевистский отряд.
– Я знаю в этой местности все тропинки и могу провести ваших солдат незаметно.
План был явно фантастический, но чувствовалось, что барышня обдумывала его долго и со всей своею добросовестностью. Это и было то секретное дело, которое она хотела доверить только мне.
Когда она ушла, я невольно подумал: вот среди таких девушек и вербовали наши революционеры кадры террористок…
На третий день пребывания полка в Льгове я получил телефонограмму с приказанием прибыть немедленно в штаб корпуса, находившийся на станции Льгов.
Генерал Кутепов ужинал и прежде всего спросил:
– Вы ужинали?
– Только что собрался, но получил ваше приказание и выехал.
– В таком случае сперва закусите, а затем поговорим о деле.
Я не сомневался, что этот вызов означает какое-нибудь новое боевое поручение.
Во время ужина генерал Кутепов задал мне вопрос:
– Сколько у вас штыков?
– 215.
– Как – 215? А я доложил командующему армией, что у вас 1200 штыков. – Командир корпуса был явно озадачен. – Ведь в ваших донесениях было указано 1200.
– То было, Ваше Превосходительство, раньше, а теперь только 215.
– Как же быть?
– Дайте полку неделю отдыха, и я опять буду иметь 1200 штыков.
– А винтовки и пулеметы у вас есть?
– Есть.
– Сколько?
Возможно, что я посмотрел на командира корпуса с некоторой подозрительностью, так как генерал Кутепов улыбнулся и успокоил меня:
– Не бойтесь, отбирать не буду.
Доброволец с первых дней формирования армии в Ростове, генерал Кутепов сам командовал добровольческим полком, и потому командирская психология была ему понятна. Мы понимали друг друга и знали, что «отобрать» можно, а «дать» более чем затруднительно.
И помню свой ответ, ответ чрезвычайно характерный по тому времени:
– Официально у меня столько-то пулеметов и винтовок, а неофициально – столько-то…
Генерал Кутепов сообщил мне, что вновь создаваемую 4-ю пехотную дивизию приказано передвинуть на усиление войск Киевской области. В состав этой дивизии должны были войти Белозерский и формировавшийся, мало окрепший и бедно снабженный Олонецкий полки.