Вернулась
старая депрессия. Я безнадежно мечтала
о том, что этот ребенок родится естественным
путем. У меняне
было выбора: я должна была рожать в той
же больнице, что и в прошлый раз, когда
я чувствовала, что ребенка из меня
извлекали. Тогда, пока мне накладывали
швы, я спросила у врача: "Почему мы не
умеем рожать так, как рожают звери?".
Я уже понимала, что роды будут испорчены,
меня волновало, что так много традиционных
вмешательств будет сопутствовать
событию, (которое я считала физиологически
естественным). Врач тогда ответил:
"Животные - совсем другое дело". Он
объяснял это тем, что женщины некомпетентны
в родах. Я посещала этого врача во время
беременности, и он, казалось, понимал
мое желание родить. Несмотря на это, он
организовал роды так, как ему самому
было удобно, и моя нервная система была
расстроена долгие месяцы после родов.
У меня была послеродовая депрессия,
причина которой, я знала, не только
гормонального происхождения. Я
чувствовала, что меня обманули, и я
воспринимала это почти как горе. И вот
снова мои надежды на более счастливый
опыт были напрасными. Как я представляла
себе, это должен был быть еще один ребенок
"с конвейера".
Я слышала о Питивьере, я знала, что
женщины приезжают туда рожать из других
стран. Тем не менее, я почти не рассматривала
такую возможность для себя: я была на
тридцать восьмой неделе беременности.
Все же я позвонила доктору Одену через
несколько дней, решив, что никогда себе
не прощу, если не соберу все свои силы
и не попытаюсь поехать в Питивьер. Я
спросила, нельзя ли мне приехать. Он
ответил: "Почему бы нет?". Узнав,
что ребенок не перевернулся, он сказал:
"Это не имеет значения". Я сразу
почувствовала себя уверенной и энергичной
и стала готовиться к путешествию. Мой
муж и я знали, что в случае опасности
времени у нас будет мало. При мысли о
таком риске я почувствовала, что депрессия
возвращается; прежде чем мы отправились
в путь, она овладела мною снова. Я знала,
что не смогу справиться с депрессией,
какую пережила после вторых родов, еще
раз и не смогу быть полноценной женой
и матерью уже троих маленьких детей. Во
время моей последней консультации у
врача в Англии я почти впала в отчаяние,
когда медсестра объясняла мне при помощи
куклы, как рождаются дети при ягодичном
предлежании. Я вдруг запротестовала
так, как не протестовала еще ни разу за
время своих трех беременностей. Я сказала
врачу: "Если вы пошлете меня в эту
больницу еще раз, это будет для меня
конец". Медсестра заставила меня
устыдиться этих слов, воскликнув: "Если
бы ваш ребенок это слышал!". Я вдруг
поняла, что впервые в жизни противостою
системе. Мне уже было все равно, если
кто-то подумает, что я скандалю. До сих
пор я все время была такой вежливой и
так помогала медицинскому персоналу,
и это ни к чему не привело: даже моих
собственных детей родили для меня.
Сейчас у меня был, возможно, последний
шанс взять то, что жизнь предлагала мне.
Я должна была сама взять на себя
ответственность за то, что происходит,
а Питивьер предлагал альтернативу,
которая меня привлекала. Меня привлекало
даже то, что это так далеко от дома. Это
было звериное желание убежать от всего
этого, избавиться от людей, которых я
знаю, и найти место для родов. Я должна
была добраться до Питивьера раньше, чем
начнутся роды. Этот ребенок должен был
быть моим. Я сказала своему врачу:
"Положение дел с родами меняется, не
так ли?". "Да, - ответил он, - за
границей". Мой муж потом сказал ему,
что туда-то мы и едем.
