Эгвейн обратила неистовый взгляд в направлении Двора Отступников. У нее еще оставалось немного времени. Во всяком случае должно было оставаться. Ей потребовалось несколько минут, может быть, всего десять, и немного удачи.
В сознании ее назойливо звучали чужие голоса, но не бесплотные и непонятно чьи, предупреждающие ее о необходимости мужества, голоса женщин, которых она как будто хорошо знала.
—
—
—
Голоса стали стихать, превращаясь в жужжание, жужжание утихало, выливаясь в тишину, но вот опять заговорило нечто неизвестное:
С криком досады и ярости, уже осознавая свершающуюся потерю, Эгвейн бросилась в сторону сияющей арки, из которой навстречу ей мерцало жаркое марево света. Она почти что желала уже промахнуться, сорваться с крыши и устремиться к своей смерти.
Свет раздирал ее на части, разделял на отдельные волокна, распускал волокна по волоску, расщеплял волоски, обращая их в клочки пустоты. Все сущее растекалось по свечению, удаляясь и уносясь вдаль. Навсегда.
Глава 23
СВЯЗАННАЯ ПЕЧАТЬЮ
Свет разрывал Эгвейн, разделял на волокна, распускал волокна на волоски, отделяя волосок от волоска, которые, сгорая, уносились вдаль. Разлетались и сгорали навсегда. Навсегда!
Из-под серебряной арки Эгвейн вышла вся холодная и заледенелая, скованная гневом. Гневная замороженность была ей необходима для того, чтобы противостоять ожогам своей памяти. Тело ее еще ощущало свое горение, но иные воспоминания выжгли в ней куда более глубокий след, продолжая терзать ее. Над всем господствовал гнев, холодный, как смерть.
— Надеюсь, теперь для меня здесь все кончено? — спросила она требовательно. — Бросать его раз за разом! Предавать его, подводить его снова и снова? Неужели судьба моя навсегда такова?
Вдруг она ощутила, что все происходит не так, как должно было идти. Амерлин была здесь, как Эгвейн и объясняли, как и полагалось, согласно церемонии. Были здесь и сестры в шалях, представлявшие каждую Айя, но все с тревогой смотрели на Эгвейн. На местах вокруг
— Она жива и невредима. — В голосе Наставницы послушниц слышалось облегчение. — Никаких повреждений не получила. — Шириам словно не ожидала столь удачного исхода.
Казалось, и других Айз Седай, стоящих рядом с Эгвейн, покинуло долгое напряжение. Элайда глубоко вздохнула и поспешила за последней чашей. По-прежнему в напряженных позах оставались Айз Седай, сидевшие вокруг
— Что… Что случилось? — спросила Эгвейн.
— Помолчи, — приказала ей Шириам, но приказала ласково. — Сейчас, пожалуйста, помолчи. С тобой все в порядке, а это главное, и значит, пришла пора завершить церемонию.
В это время подошла, чуть ли не бегом, Элайда, она вручила Амерлин серебряную чашу торжественного финала. Перед тем как встать на колени, Эгвейн несколько мгновений колебалась. Все-таки что же стряслось?
Амерлин медленно наклонила чашу над головой Эгвейн, произнося слово за словом:
— Ты омыта от той, что была Эгвейн ал'Вир из Эмондова Луга. Ты омыта от всех уз, что связывали тебя с миром. Ты явилась к нам омытая, чистая сердцем и душой. Отныне ты — Эгвейн ал'Вир, Принятая в Белую Башню. — Последняя капля влаги скатилась по волосам Эгвейн. — Отныне судьба твоя — быть с нами.
Последние слова, как показалось девушке, имели особое значение для нее самой и для Амерлин. Амерлин передала чашу одной из Айз Седай и достала золотое кольцо в виде змея, кусающего себя за хвост. Эгвейн не сдержала дрожи, когда поднимала левую руку, и она вздрогнула снова, когда Амерлин надевала на ее средний палец кольцо Великого Змея. Став полноправной Айз Седай, Эгвейн сможет носить это кольцо на том пальце, на каком захочет, или же вообще не носить его, если возникнет необходимость скрыть свою принадлежность к Айз Седай. Принятые же носили кольцо на среднем пальце.
Амерлин, не улыбаясь, помогла ей подняться.