— Наверное, — медленно проговорила Морейн. — Я пришла, чтобы помешать Бе'лалу убить Ранда. Я вовсе не ожидала увидеть падение Тирской Твердыни. Может быть, мы и есть Народ Дракона. Пророчества исполняются так, как предначертано, а вовсе не в соответствии с нашими предположениями.
Руарк прочистил горло.
— Когда мужчина хочет встать во главе клана, он должен отправиться в Руидин, что в землях Дженн Айил — клана, которого нет. — Он произносил слова медленно, то и дело хмуро поглядывая на отороченный красной бахромой шелковый ковер под своей мягкой обувкой. Он говорил, стараясь объяснить нечто такое, чего вовсе не желал объяснять. — Женщины, которые хотят стать Хранительницами Мудрости, тоже держат путь туда. Но их мета, если они на самом деле отмечены, держится среди них в тайне. Мужчины, на которых в Руидине пал выбор, те, кто остается в живых, возвращаются со знаком на левой руке. Вот таким. — Он приподнял рукав куртки и рукав рубашки и показал левое предплечье, кожа на котором была намного бледнее, чем на лице и кистях рук. Словно неизгладимо втравленная в кожу, ставшая ее частью, обвившись дважды, там стояла точно такая же ало-золотая фигура, как и на знамени, что развевалось над Твердыней. Вздохнув, айилец опустил рукав. — Есть имя, которое не говорят вслух, его позволено произносить между собой только вождям кланов и Хранительницам Мудрости. Мы именуемся… — Он в очередной раз прочистил горло, не в силах промолвить тут потаенные слова.
— Айил — Народ Дракона, — тихо проговорила Морейн, но в ее голосе прозвучало нечто очень близкое к удивлению, чего Мэт никогда прежде за ней не замечал. — Этого я не знала.
— Тогда и вправду все так, как гласят Пророчества, — сказал Мэт. — Теперь можно уйти восвояси, ведь волноваться больше не о чем!
— Как ты можешь так говорить? — воскликнула Эгвейн. — Неужели не понимаешь, что Отрекшиеся высвободились?
— Не говоря уже о Черных Айя, — мрачно присовокупила Найнив. — Мы захватили только Амико и Джойю. Одиннадцать сбежали — хотела бы я знать, как это им удалось! И одному Свету ведомо, много ли их еще, тех, о которых нам неизвестно.
— Да, — сказала Илэйн голосом не менее твердым и решительным. — В мои планы вовсе не входит схватка с кем-то из Отрекшихся, но шкуру Лиандрин я намерена разодрать в клочья!
— Конечно, — спокойно согласился Мэт. — Разумеется. —
Взгляд Морейн оказался так суров и тяжел, что ему почудилось, будто Твердыня на миг пошатнулась. Голос Айз Седай резанул словно нож:
— Помолчи-ка, дурень! Тебе что, очень хочется привлечь к себе внимание Темного, раз ты его имя поминаешь?
— Но он же мертв! — возразил Мэт. — Ранд ведь его убил! Я видел тело!
— Видел «тело»! — произнесла Морейн, кривя губы. — Тело человека, Мэт. А вовсе не Темного.
Он посмотрел на Эгвейн и двух других девушек — они были потрясены не меньше. У Руарка вид был несколько пришибленный — как у полководца, узнавшего, что битвы, в которой он одержал победу, вообще не было.
— Тогда кто это был? — спросил Мэт. — Морейн, у меня в памяти полным-полно дыр, куда влезет фургон с упряжкой, но я помню Ба'алзамона, являвшегося мне в снах. Я же помню! Чтоб мне сгореть, но этого я никак не позабуду! И я узнал его! По тому, что осталось от лица.
— Ты узнал Ба'алзамона, — произнесла Морейн. — Или, вернее сказать, человека, который называл себя Ба'алзамоном. Темный по-прежнему существует, заточенный в Шайол Гуле, и Тень по-прежнему лежит на Узоре.