Возрожденный Дракон

Сменила свой сон на боевой танец и грозная Морейн. Оружием владычица лагеря-поселка избрала хлыст, но когда она стегала троллока, то по телу его шла полоса пламени. Вдобавок свободной рукой Морейн не уставала изымать из глубины воздуха поражающие огнем ядра: их пламя приносило воющим троллокам неотвратимую гибель. Вспыхнула вдруг целиком — от корней до верхушки — мощная липа, за ней другая, и еще вяз. Опрокинутые раскрытым светом, троллоки выли, но продолжали размахивать изостренными шипастыми секирами и изогнутыми наподобие кос мечами.

Внезапно Перрин заметил: из обители Морейн нетвердым шагом выходит Лея. Все остальное, кроме лица женщины, перед его взором как бы померкло. Посланница народа Туата'ан, прижав руку к груди, прислонилась к бревенчатой стене. В отблеске света Перрин видел на лице Леи боль, ужас и отвращение к резне.

— Спрячьтесь! — выкрикнул Перрин в сторону Леи. — Запритесь в доме!

Рев битвы и стон боли волнами поглощали его слова. Воин побежал к несчастной.

— Спрячьтесь в доме, Лея! Спасайтесь! Спасайтесь же. Света ради!

В двух шагах от Перрина уже ходил ходуном троллок с круто загнутым клювом вместо рта и носа. Тело его от плеч до самых колен покрывала украшенная шипами черная кольчуга, троллок подскакивал, взрывая землю ястребиными когтистыми ногами, и поводил кровожадно изогнутой саблей. Пахло от него грязью, потом и кровью. Перрин пригнулся под свист вражьей сабли, коротко, бессловесно выкрикнув, достал троллока топором. Вроде бы ему нужно бояться, но сейчас страх не брал юношу: у него была цель. Главное сейчас — дойти до Леи, увести ее в убежище, а троллок, стало быть, — просто помеха делу.

Но троллок уже ревел и брыкался, катаясь по земле, так что Перрин и не успел заметить, ранил он врага или нанес ему удар смертельный. Воин перепрыгнул через извивающуюся тварь и стал карабкаться вверх по склону холма.

На всю узкую долину расстилались зловещие тени деревьев, освещенных гигантскими кострами. Возле дома Морейн одна из теней вдруг обратилась в троллока, рогатого и козломордого. В руках он сжимал секиру с громадным клювом-шипом, готовясь ринуться вниз, в гущу схватки, но увидел Лею.

— Не смей! — воскликнул Перрин. — Только не Лею! О Свет, нет!

Осыпи скатывались под босыми его ступнями; боли он уже не чувствовал. Троллок взмахнул секирой. Перрин закричал:

— Лея-а-а-а-а-а!

Услышав человеческий голос, троллок развернулся, и блеск его оружия сверкнул в глаза Перрину. Юноша кинулся наземь и вскрикнул, когда вражья сталь чиркнула по спине. Отчаянный бросок — и Перрин пальцами ухватился за козлиное копыто и дернул. Троллок потерял равновесие, шумно грохнулся и покатился вниз по склону, но успел зацепить Перрина ручищами, которые вдвое больше человеческих, и потянул его за собой. Сцепившись, два бойца кубарем катились под гору. В ноздри Перрину ударили вонь козлиной шерсти и почти человеческий запах троллочьего пота. Грудь воителя сдавливали тяжелые руки врага, не давая дышать, круша Перрину ребра. Секира троллока скатилась в ямину, но тупые козлиные зубы вцепились Перрину в плечо, человека стали жевать мощные челюсти. Боль поползла по левой его руке, и воин не сдержал стона. Грудь Перрина силилась вдохнуть воздух, но перед глазами у него уже поплыли черные круги. Смутно он осознавал, что правая рука свободна, и в ней — чудом не оброненный боевой топор. Перрин крепко сжал рукоять топора — как молот, шипом вперед. С ревом, на последнем дыхании, Перрин изловчился и вбил шип в висок троллоку. Без звука тот содрогнулся в предсмертных конвульсиях, разбросал в стороны руки и ноги и откатился в сторону. Совершенно инстинктивно Перрин сжал пальцами топорище, оружие освободилось, а троллок, все еще подергиваясь, заскользил вниз по склону.

Какое-то время Перрин не мог вздохнуть. Горела в спине его рана, прорубленная саблей троллока, она сильно кровоточила. Он все-таки встал, преодолев боль в спине и плече.

— Лея!

Она, как прежде, прижималась спиной к стене дома, шагах в десяти от Перрина. И с прежним выражением лица следила за Перрином. Ему в глаза она старалась не глядеть.

— Не надо меня жалеть! — успел он прокричать. — Не…

Спрыгнув с крыши дома Морейн, медленно, точно птичье перо, к земле опускался Мурддраал. Сколь бы ни длился неторопливый прыжок Получеловека, черный его плащ мертво свисал с плеч, будто бы Исчезающий не летел вниз, а стоял на твердой земле. Безглазый взгляд самой смерти избрал целью Перрина. От Получеловека стлался зловещий запах смерти. Под безжизненным взором Мурддраала Перрина сковывал ледяной ужас.

— Лея! — выговаривали его губы. — Лея! — Одно это сумел сделать Перрин: прошептать имя, лишь бы только не бежать. — Лея! Спрячьтесь скорей, Лея!

Получеловек наступал на Перрина, надеясь, что уже подавил его волю страх смерти. Извиваясь, как змей в любовной пляске, Мурддраал выхватил из-под плаща свой меч, по-змеиному черный, освещаемый пламенем на ветвях деревьев.

— Отрубим треноге ножку — вот она и обвалится! — услышал Перрин. Голос не гудел, а шуршал, как пересушенная кожа.