Возрожденный молнией

Тяжело вздохнув, я стянул рубашку, отдав себя в нежные женские ручки привлекательной, волнующей воображение сексапильной женщины. Тщательно вымыв руки, она начала обрабатывать ранку на моем плече.

— Это Коля вас ранил? — поинтересовалась она.

— Нет, Сапрыкин. Он накинулся на меня с ножом. Когда Коля уже ушёл.

Она вздрогнула, замерев с бинтом в руке, кровь отлила от лица. В полном молчании, аккуратно добинтовала мне плечо, закрепила кончик. Быстро прошлась до выкрашенного белой эмалью шкафа в углу кабинета, принесла мне стакан с водой, на дне которого из большой таблетки бил маленький, эффектный фонтанчик пузырьков.

— Выпейте для профилактики, — предложила она. — Это обычный антибиотик. Вы могли в рану занести инфекцию, — объяснила она, видимо, обратив внимание на мой ошеломлённый взгляд.

Представить не мог, что царапина вызовет в ней приступ материнской заботы.

— Нора, если вы не в курсе, я таких, простите, смертельных ран, получал в жизни мильон раз и всегда без последствий. Или вы считаете, что Сапрыкин смазывает свой нож в яде кураре?

— Серёжа, если бы это был кураре, мы с вами бы не разговаривали, — судя по тому, что она не поняла моей шутки, действительно беспокоилась за меня.

— Скажите мне все-таки, что вас так напугало?

Она аккуратно разложила все медицинские принадлежности в ящике, закрыла журнал и неожиданно предложила:

— Давайте вместе пообедаем.

— Это не будет противоречить служебным инструкциям этого заведения? — поинтересовался я с улыбкой. — Я согласен. Куда пойдём?

— Поедем. Здесь на пристани есть таверна. Там очень красиво. Думаю, вы там никогда не были.

Издалека я увидел на пологом берегу длинное здание с деревянным балконом на уровне второго этажа, смахивающее одновременно на двухпалубный пароход и сельский дом под темно-серой, матово поблескивающей в лучах яркого полуденного солнца, крышей из рифлёного железа. К входу были проложены сходни, по которым мы прошли с Норой, оказавшись внутри.

Помещение было со вкусом стилизовано под кают-компанию. На "палубе" из крашеных досок рядом с широкими окнами, декорированными шторами из парусины, располагались массивные столы со стульями с высокими спинками. Напротив входа — камин из бело-розового камня с моделью парусника на полке. На стенах, обшитых панелями цвета слоновой кости, репродукции в тонких рамках с изображениями пароходов и парусников.

Хотя здесь было вполне уютно и тихо, сделав заказ, мы с Норой решили выйти наружу, на открытую террасу второго этажа, откуда открывался дивный вид на пологий берег с клубящейся темно-оливковой зеленью до горизонта и раздольную ширь медленно несущей свои воды реки Нары, которая делала здесь крутой поворот. Тянуло приятным освежающим ветерком.

— Что вы хотели мне сообщить? — спросил я, когда мы устроились за столиком, сразу перейдя к делу. — Я так понимаю, ради этого вы притащили меня сюда. В это укромное местечко. Расскажите мне, почему вы так испугались, когда узнали, что Сапрыкин набросился на меня с ножом.

Её губы тронула мягкая усмешка, словно я был маленьким ребёнком, не понимающим элементарных вещей, о которых она хорошо знает. Достав плоскую пачку из сумочки, закурила. Элегантно отставив руку с тонкой, длинной сигаретой, источающей ароматный мятный дым, спокойно объяснила:

— Я всего лишь хотела предупредить вас, чтобы вы не вмешивались. И тогда вы сможете избежать больших проблем.

— Вот как? Знаете, Нора, из-за того, что мы вот так сидим, треплем языками о том, как плохо живём. И ни хрена не делаем, у нас такой бардак. Везде. Не только в этом детском доме.

Она усмехнулась, выпустив струйку дыма.

— Вы — поклонник Навального?

— Нет, я его ненавижу, — совершенно искренне ответил я. — Если бы мог добраться, начистил бы его самодовольную, сытую харю. Да не получится. Он провокатор, подзаборная шавка, которую создали искусственно, чтобы люди потеряли всякий интерес к протесту против мерзостей, творящихся у нас под носом.

— Вы так красиво говорите. Ну что сами предлагаете сделать?

— За сто лет ничего не придумали лучше, чем всеобщая забастовка. Наши бизнесмены возомнили себя атлантами, на плечах которых держится весь мир. А тех, кто на них корячится, они считают быдлом, безмолвным скотом. Если бы этот "скот" вспомнил бы, наконец, о своём самосознании и просто отказался в один прекрасный день на них гнуть спину, вот тогда бы мы посмотрели, кто — атланты…

— И вы бы возглавили восстание? Вы — коммунист? Хотите повернуть время вспять, вновь строить социализм? Даже представить не могла себе.

Её ироничные слова заставили меня вздрогнуть. Почему это навевало такие пугающие воспоминания? Из глубин подсознания вновь явился страх. В России принадлежать партии Зюганова считается чем-то неприличным. Но не опасным.

— Нора! Я не коммунист. И не собираюсь ничего возглавлять.

— Вот-вот. Так всегда, — она стряхнула аккуратно пепел с сигареты в стеклянную пепельницу. — Ругать порядки всегда проще.