Возрождённый

 Девушка оттолкнулась коленями от грязной травы и подползла к брату, который недвижно лежал на спине в нескольких шагах от нее и стеклянным взором упирался в угрюмое небо, нависшее над пропитанной грязью и гневом землей. Скупые отсветы солнечных лучей, пробивающихся сквозь рваные клочья грозовых туч, отражались в глубоких глазах, а потом воспаленные веки тяжело сомкнулись, и вздох вырвался из груди.

 Слезы обожгли лицо Тайши, мешаясь с грязью и кровью: Инзал был еще слишком юн, чтобы вынести постоянные пытки. Ему ведь было всего-то пятнадцать лет, а для вумиана это все равно что мгновение.

 А как они издевались над ним! С каким остервенением, с каким восторгом истязали они его тело, с каким звериным наслаждением и хищным огнем в помутневших, безумных глазах пили молодую свежую кровь…

 Тайша поставила локти возле головы брата, кончиками пальцев погладила его по темно-каштановым кудрям, мокрым от дождевой грязи, нежно дотронулась до бордового пятнышка на подбородке – характерной черты каждого вумиана – и позвала:

 - Инзал… Инзал, ты слышишь меня?

 Юноша с трудом открыл гноящиеся глаза и посмотрел на старшую сестру…

 Она поспешно опустила веки.

 Она просто не могла вынести этого взгляда.

 Нет, никакой боли, ни страха, ни отчаяния… Но лучше бы было так. Она бы приободрила его, вылечила его боль, если бы только увидела ее среди бездонной голубизны двух обрамленных ресницами колодцев. Но она увидела искреннюю преданность, мучительное чувство вины… и будто мольбу о прощении.

 А это вынести во много раз сложнее.

 - Мне жаль, - прошептали опухшие губы юноши. – Прости, Тайша, я должен был…

 - Молчи, Инзал, - еще тише взмолилась девушка. – Не надо так говорить. Ты ни в чем – слышишь? – ни в чем не виноват.

 Но юный вумиан только покачал головой и продолжал, не щадя самого себя – ни тела, ни еще более израненной души:

 - Нет. Я ведь ехал впереди всех… Я ведь сам вызвался.

 - Инзал, ты не мог предвидеть все, - ласково прошептала Тайша, осмелившись, наконец, поднять на него глаза.

 Он вздохнул.

 - Не мог. Но должен был.

 Нимрих и Генран молчали, стараясь не вмешиваться в разговор сестры и брата. Молчали и деревья, поймав несколько мгновений штиля, молчали пожелтевшие сопки… Все вокруг замерло, словно прислушиваясь, и только невозмутимые и равнодушные к суете мира звезды в небе, казалось, тихо звенели, будто миллиарды хрустальных бубенцов.

 - Как над моей колыбелью, - внезапно сказал Инзал, глядя куда-то сквозь облака.

 - Что? – тихо спросила Тайша.

 Его губы тронула едва заметная улыбка. Легкий жест умиротворения…

 Тайшу этот жест испугал.

 - Над моей колыбелью… хрустальные звезды. Ты их повесила, помнишь? – Взгляд и голос Инзала стали удивительно спокойными. – Как пришел я в этот мир, так и уйду.

 Тайша сделала глубокий вдох через боль, сдавливающую грудь. Она набрала в легкие воздуху, чтобы сказать брату: нет, ты не умрешь, ты вечно будешь жить – и не могла.

 Не могла лгать ему.

 Просто выдохнула и отвернулась, чтобы Инзал не видел ее слез. И до крови прикусила губу, сдерживая глухие рыдания…

 Никогда еще Тайша не чувствовала себя настолько беспомощной, и все, что оставалось ей – просто молиться…

 - Боже, Великий Рунн, - шептала девушка, глотая соленые капли, стекающие по красивому лицу, - не оставь нас… помоги…

 - Боже, Великий Рунн, - внезапно подхватил ее молитву Инзал, - прими мою душу… Я ни в чем не виню этих несчастных людей… Да, не виню… Они заблудились в темноте, и им нужна помощь… Пощади их. Не оставляй на растерзание Врагу. Я не знаю, кто они и откуда они, но я уверен в одном: твой Враг наложил на души людей свой след и пользуется ими, как своим орудием. Не бросай их в темноте. Яви свой свет. И если не совсем еще отвернулся ты от земли и от детей своих, пошли этим людям хотя бы одного единственного, кто сохранил бы в себе добро и, пропустив через душу, подарил бы другим. Пошли им надежду, пошли проводника, несущего твой факел с вечным огнем… Яви свой свет. А взамен… Взамен возьми мою душу…

 Он умер на рассвете, вдыхая запах морского ветра, осенней листвы и приближающейся стужи. Умер с той же легкой улыбкой умиротворения на бледных, обескровленных губах. И холодный дождь своими слезами смыл кровь с мертвого лица.

 И в тот самый миг, когда его юная, чистая, крылатая душа покинула бренное тело, где-то совсем рядом пронзительно закричал младенец.

 Тайша лежала подле брата. Тайша ни о чем не хотела думать. Тайша уже ничего не хотела…

 Но в ту роковую минуту чья-то твердая длань заставила ее сесть, невзирая на путы, невзирая на боль, подняться вопреки всему и оглянуться в поисках ребенка…

 И она увидела их: молодая женщина из людской расы лежала на земле, не двигаясь, только тяжело дыша, а между ног ее скорчилось крохотное окровавленное существо – новорожденный человеческий детеныш. И Тайша… Может быть, ей это только показалось, но в какую-то бесконечно крохотную долю секунды над вошедшим в мир созданием мелькнула призрачная тень – лицо Инзала.

 Это лицо торжествующе улыбалось.

 «Яви свой свет», - вспомнила вдруг девушка и тотчас поняла: это ОН.