— Николай Иванович, я тебе вот что скажу, — Болотников деловито разгладил бороду. — Выбирай и ты и твои люди правильную, Богом осененную сторону. Россия становится сильной. С того и нам, казакам, добре будет. Передай Петру Кононовичу, что государь может признать за ним Гетманство с межами, что оговорить можно особливо. Пусть шлет послов в Москву и не мешкает. Будет и помощь и реестр. Нынче же готовит государь указ о реестре, там будет место для многих, абы сабелькой махать умел, ды в нужный час являлся на службу.
— А что с новой войной? — спросил Микола.
— Кто станет супротив нас, посечем, опосля придем на Сечь и покараем! — прорычал Болотников, напуская страха.
Зря. Не было в этой комнате трусов, чтобы проникнуться угрозами, каждый в бой ходил и за спинами товарищей не отсиживался. Но позиция стала понятна. Ну а сам разговор не стал столь бесполезным. Знали запорожцы, что Иван Исаевич Болотников — это голос государя российского среди казачества, что признано и самими казаками.
*…………*…………*
— Что скажете побратимы? — спросил Микола Ничипоренко у своих товарищей, когда они уже прошли казацкие заслоны у Киева и направились на юг.
— А что сказать, старшина? Как по мне, так ляхи с крулем ихним обман чинят. То двадцать тысяч в реестр и все добре у казаков, то пять тысяч и у нас люди с голоду дохнут. Не может такое быть, — высказался Тарас Храпун, хорунжий.
— А я мыслю так, — решил высказаться и второй спутник посланника Сагайдачного. — Коли москали потреплют ляхов, а мы в том помощниками станем, то скоро круль Жигимонт увеличит реестр и не станет казаков бить и карать за предательство. Пойдем тогды до круля. Ну а можно же и так: доброе теля двух мамок сосет.
Казаки рассмеялись. Между тем они понимали, что долго стоять в стороне не получится. Обвинения будут с двух сторон. Поэтому два вопроса, как были, так и остаются: кто даст больше денег и оружия, ну и кто даст больше вольницы для собственной казацкой власти.
— Царю нужда тольки, каб мы на Крым ходили. Так мы и так пойдем. Ну а зброю и порох где брать? Вишневецкие не торгуют, король такоже. А москальский царь даст, — размышлял Храпун.
На самом деле, все было уже решено. Петр Кононович Сагайдачный решил воспользоваться ситуацией с прелестными письмами, которые сильно влияли на умы незнатных запорожцев. Самопровозглашенный гетман даже сдержано возмущался суровостью наказаний за разговоры о русском государе, как о хорошем и правильном царе. Точнее, кошевой атаман распространял слухи, что он недоволен, но Казацкая Рада так постановила, а у кошевого атамана нет столько власти, кабы противиться. Вот у гетмана могла быть такая власть, потому и призывал Петр Кононович поддержать его.
Если нынче не воспользоваться случаем, то уже шанса может и не быть, чтобы стать властителем гетманских земель. Ляхи ослабли и не смогут выиграть войну, особенно, если казаки не придут, ну а русские казались после победы на реке Угре, сильными, на голову сильнее шляхты.
*…………….*……………*
Варшава
6 ноября 1608 года.
По традиции Сейм начался значительно позже, чтобы все депутаты смогли решить насущные дела на своих землях. Собран урожай, теперь можно и устраивать говорильню и общественную порку королю. Конечно, раньше открытие вального Сейма в конце октября было еще больше актуальным, когда шляхта и магнаты, действительно, принимали много участия в руководстве хозяйственными работами, но нынче все дается на откуп приказчикам. Да это и правильно, когда умный и опытный человек, занимается вопросами сбора урожая и его продажи.
У доброго шляхтича иные заботы. Он должен быть в курсе событий и готовым в любой момент прийти на выручку своего отечества. Ну или красочно об этой готовности говорить в трактирах, где этот самый геройский шляхтич опустошает бочонки с медом или пивом, крайне редко, с вином.
Потому не только Варшава нынче была пропитана политикой, но вся шляхетская Речь Посполитая. Особо интересующиеся тянулись к новой столице большого государства, чтобы быстрее узнавать новости. И всем в этом случае хорошо: и шляхтичу, который по приезду в какое местечко будет самым востребованным собутыльником, рассказывая после о своих приключениях в столице во время Сейма, привирая, конечно, ну и хозяевам трактиров, обогащающихся на приезжих.