Возвращаясь на Землю (СИ)

23 декабря 2012 года, 12 часов по Гринвичу. Северное полушарие планеты Марс, возвышенность Тараис.

- Прекратить операцию? Вернуться вот так? – Алан Брэй не скрывал своего возмущения, он не мог смириться с тем, что потерпел поражение, и, тем более, что ему придется нарушить обещание, данное полковнику. – Мы пролетели шестьдесят миллионов километров ради этого, я не собираюсь разворачиваться за километр до цели.

- Это приказ командования, майор. Вы собираетесь его нарушить? – Андрей неотступно втолковывал ему, что остаться он не мог, как бы сильно этого ни хотел.

- Свяжись с ЦУПом, скажи, что это невозможно. – Упорно стоял на своем Алан.

- Военное командование трех стран не изменит своего решения, - сухо изрек Андрей, он вдруг стал упрямым и несдвигаемым, как скала, и его позиция была разумней, Брэй и сам это понимал, но пойти на попятную уже не мог.

- Алан, не надо. – Тихо произнес Ти Джи, глядя на него пронзительно и медленно мотая головой.

Брэй окинул его взглядом, изнеможенного, хромого, с трудом сохранявшего выдержку, и опустил голову, скрыв тяжелые метания своей души.

- Возвращайтесь, мы хотели бы видеть вас живыми. – Поставил точку Андрей. Он понял, что майор уже закрыл глаза на приказ и мыслил теперь иными категориями – ответственностью, местью и чувством долга. – Возвращайтесь, - повторил он, и последнее слово его смешалось с тихим шипящим звуком в динамике, похожим на чей-то стон.

Алан видел вдалеке небольшое медно-черное здание в форме усеченной пирамиды и говорил себе, что дойдет до конца, чего бы это ему ни стоило. Ти Джи смотрел туда же, но думал о другом. Он готов был пойти за майором через лед и пламя, но больше всего в тот момент хотел вернуться домой – поднять Кристи на корабль и улететь подальше от этого холодного пристанища смерти, туда, где его по-прежнему ждали.

Рана его почти не болела – обезболивающее действовало на славу, но передвигаться было все так же тяжело. Он хотел сказать что-то Алану, но, не успел заговорить, как мысль его оборвал громкий, мокрый кашель, раздавшийся громом в скафандрах и напряженно-безмолвной кабине корабля.

Двое бойцов напугано смотрели друг на друга и с изумлением понимали, что звук исходил не от них.

- Подполковник? – Озадаченно произнес Ти Джи.

- У вас все в порядке? – Ответил вопросом Андрей.

- Это не мы, – изрек Ти Джи и начал бегло смотреть по сторонам, в надежде увидеть кого-то, кто мог вклиниться в их частоту…

Ветер над рудником затих, и пыль медленно осела, оставив небо чисто-розовым, почти как свежий утренний бутон садовой розы, и вся эта непроглядная даль медленно плыла перед глазами, как глубокая река из клубничного йогурта. Все усилия лишь на то, чтобы поднять веки. Алексей с трудом открыл глаза и увидел перед собой пленяющую небесную бездну. Первую минуту он не мог думать ни о чем, кроме нее, даже о том, чтобы попытаться встать или попросту понять, что с ним. Голова пуста, как у новорожденного, все тело онемело, зрачки застыли под двойным стеклом, присыпанным ржавчиной. По мере того, как он разглядывал покрытое облаками небо, тело постепенно становилось ощутимым, нервы, отделы мозга, рецепторы включались в работу, началась усиленная мозговая деятельность с восстановлением последних событий в памяти.

Высокое, плывущее розовое небо – лицезреть это в жизни можно только раз и только самым отчаянным. Первые секунды второго рождения текли, как мед по сердцу; как бы ни была страшна реальность, она казалась сладкой и неизменно ценной – дороже всех сокровищ мира, единственной и необходимой.

И вдруг, глаза резко распахнулись, сердце забилось втрое чаще, мокрота, застрявшая пробкой в дыхательных путях, с внезапным хриплым кашлем вырвалась из горла и осталась крошечными каплями на стекле. Алексей поднял голову, повернулся на бок и по привычке приложил кулак к голове, разумеется, коснуться губ он не мог. Первая трезвая мысль, пришедшая на ум: “я чуть не умер”, - тут же перешла в другую: “я выжил”, - он вдруг в полной мере осознал, что едва не расстался с жизнью. Его тело ныло со страшной силой, приглушая волнение в груди. Война, Марс, Земля не имели больше значения – только собственная жизнь; дышать воздухом, видеть белый свет – выше счастья представить было нельзя.

Солнечный свет понемногу пробуждал его, он все больше отверзался в сознании и начинал мыслить шире. За животной радостью собственного спасения вдруг пришла острая тревога: он вспомнил, что был не один… Постепенно, к нему вернулся слух, но выстрелов слышно не было, только голоса, которых он пока не мог различить. “Джерри!” – На этой мысли сердце екнуло и застыло. Алексей попытался подняться, но боль в спине тут же сковала его движения, тонкая нервная линия вдоль позвоночника накалилась и стала твердой, как игла. Увидеть Джерри, увидеть его живым – вот на чем он сосредоточился, нервно перебирая руками по песку и изгибаясь наперекор боли; увидеть живым кого-нибудь.